— Да километров пять будет. Надо идти сперва по этой тропинке, а потом… Марина, я вас подвезу! — Не дожидаясь ответа, Бруно легко подхватил Марину и усадил ее перед собой в седло. Жеребец всхрапнул, ощутив на спине дополнительную тяжесть, скосил бешено глаза и понесся по тропе размашистой тряской рысью, от которой у Марины лязгали зубы и без конца что-то екало в животе.
Скакали они минут двадцать, сейчас день был в разгаре, солнце палило нещадно, стояла влажная духота, и хотелось пить. Наконец на одном из поворотов Бруно остановил коня, соскочил на землю и осторожно снял с седла Марину. Мгновение, которое Марина находилась в воздухе, прижавшись грудью к Бруно, губы напротив губ, глаза в глаза, тянулось бесконечно. Не выдержав, Марина зажмурилась — будь что будет!
Но ничего не произошло. Бруно подержал ее и бережно поставил на землю, легонько щелкнув по носу.
— Вот так-то, Марина! Ты мне несколько месяцев не давала покоя. Я по сравнению с вами, можно сказать, старик, но… мечты приходят не спрашивая!
Я говорил себе: девушка, живущая в таком доме, — Бруно махнул рукой в сторону, где за деревьями скрывался Крольчатник, — тем более девушка с ребенком наверняка обрадуется любому предложению. Более того, будет испытывать благодарность.
Но сейчас, встретившись с тобой лицом к лицу, вижу, что ошибся. Не спрашивай только меня, как я это понял. Просто я уже стар и сразу все вижу. А тогда, зимой, мне показалось… нет, то был просто сон…
Сон. Марина попыталась припомнить приснившееся ей только что. На мгновение ей показалось, что парень на плоту немножко похож на Бруно, впрочем, вблизи она парня не видела.
— Я пойду? — неловко проговорила Марина, не поднимая глаз. — Спасибо, что подвезли.
— Всегда к вашим услугам! — Бруно шутливо поклонился, легко вскочил на своего жеребца и, взяв с места в карьер, мгновенно исчез из виду.
Минут через пять Марина уже подходила к дому. Ни на крыльце, ни во дворе никого не было. Слегка встревожившись, Марина пробежала прихожую и влетела в столовую. Там она обнаружила почти всю компанию, по крайней мере, женскую ее половину. Марина подошла к Алене, обняла за шею, потерлась лбом о ее прохладное плечо.
Вечером, дожидаясь в столовой Сережку, Марина рискнула спросить у Дениса:
— А кто он такой, этот Бруно? Неужто в самом деле итальянец?
Денис скривился.
— А тебе на что?
— Так просто, — Марина слегка смутилась. — Интересно.
— Я к тому, что он нас терпеть не может.
— Правда?!
— Вот тебе и правда! Одну Женьку кое-как выносит. Жалеет, видно. Он наш дом иначе как борделем и не называет. Нравственный, сволочь!
Марина прыснула.
— Ну чего смеешься! Обидно, между прочим! Я не подсчитываю, сколько у него дам за одно лето на уикэндах перебывает!
Марина не выдержала и откровенно захохотала.
— Ну чего ты ржешь! — Денис нахмурился, но и сам рассмеялся. Минуты две они хохотали, причем Денис порывался произнести сквозь смех что-то вроде: «Ну правда!» — но выходило только нечто нечленораздельное.
Отсмеявшись, Денис продолжал другим тоном:
— А что касается Италии, то тут как раз все правда. У него родители — коммунисты были. Они приехали сюда в тридцатые годы коммунизм строить. Настроились, сама понимаешь, вдоволь, сама понимаешь где. Дед мой, он тоже там был, встречал там отца Бруно. Лихой, говорил, был мужик. Дело не в этом. Главное, Бруно отсюда уезжать не хочет. Родители его еще в начале перестройки на Родину возвратились. А он ни в какую! Я, говорит, тут вырос. Смешной!
Денис помолчал.
— У них замок родовой есть. Это же его родители коммунисты. А дедушка с бабушкой — обычные дворяне. Как у меня, например.
Маринины глаза расширились от изумления.
— Как, Денис? Ты дворянин?
— Насчет себя не скажу. А дед у меня был дворянином. Во всех смыслах слова. Князь Храповицкий. — Сообщая эту информацию, Денис незаметно для себя слегка приосанился.
— Ох ты! — выдохнула Марина, пораженная не столько смыслом услышанного, сколько тоном, которым это преподносилось.
— Вот тебе и «ох ты!», — передразнил Марину Денис. — Дед у меня был мировой. Я тебе как-нибудь расскажу про него. Калитка хлопнула, наверняка Сергей твой идет.
20
Однажды к Марине заявился Володя. Сергей в тот день ночевал в Москве. Вечер был душный, и Марина лежала поверх одеяла. На ней была тонкая, длинная, до самых пяток, сиреневая шелковая сорочка, присланная мамой с Валерьяном в незапамятные времена. Дети спали в своих корзинках, еле слышно посапывая во сне. Марине иногда начинало казаться, что кто-то из них перестал дышать, и тогда она в ужасе привставала на кровати, начинала лихорадочно вслушиваться в темноту, постепенно убеждаясь, что все в порядке, и вновь откидываясь на кровать. «Дура ты, дура! — убеждала Марина себя. — Посуди сама, что с ними может случиться?! Здоровые дети, тьфу, чтобы не сглазить!»