— А ты что, видел, как она рожает? — затаив дыхание, переспросила Марина.
— Еще бы! Роды в Крольчатнике — это, скажу я тебе, событие, кто же такое пропустит!
— И я тоже… должна буду рожать при всех?! И на меня тоже будут все смотреть? — От ужаса глаза у Марины расширились. Валерьян, посмотрев на нее, рассмеялся.
— Не бойся, мышь, если ты не захочешь, к тебе никто не подойдет и никто тебя не увидит. В конце концов, желание женщины закон, особенно когда женщина рожает. Но, мышь… — Он нежно привлек ее к себе и зашептал в самое ухо: — Мне-то дашь посмотреть? Я ведь имею к этому отношение, пе с'est pas?
Марина густо покраснела, словно он сделал ей дикое и непристойное предложение. На секунду Марине почудилось, что, слушая его, она переживает самый сладостный, самый полный в ее жизни экстаз. Она закрыла глаза и, уткнувшись пылающим лицом в грудь Валерьяна, то ли прошептала, то ли попросту выдохнула горячее «да». Валерьян знакомым и бесконечно нежным движением приподнял за подбородок Маринино лицо и поцеловал так, как никогда никого не целовал.
2
— Мы разожжем камин, и ты увидишь, как у нас здорово. У нас такой камин! Сан Саныч сам сложил! Печника, конечно, тоже звал, но тот только показывал, а так Саныч все сам, своими руками: и камин, и трубу, и кафель сверху. Решетку вот только не сам варил, врать не стану. Решетку Сан Саныч заказывал. Такая решетка — закачаешься! На ней история любви Леды и лебедя. Знаешь, миф такой есть древнегреческий.
Марина молча кивнула. Миф, значит. Ей грешным делом начинало уже казаться, что и вся эта дача — с кучей комнат и с камином — тоже миф. Не бывает же такого в жизни, во всяком случае, в ее жизни не было никогда. И вот они уже сколько времени идут и идут по снегу, темно совсем стало, а они все никак не придут.
И вдруг Марина увидела свет, да не из одного окна, а из многих окон, и откуда-то с той стороны донеслись до Марины какие-то знакомые звуки — музыка? Да, точно. «Полонез Огинского».
Они еще немного прошли и уткнулись в высокий, полностью скрывающий нижнюю половину светящихся окон забор. Музыка звучала все громче.
— Пришли, — сказал Валерьян и зашарил по карманам.
«Интересно, кто там у них играет?» — подумала Марина.
Валерьян отпер вделанный в литые ворота замок, и они вошли. К ним навстречу с лаем бросился громадный лохматый пес.
— Ох! — Валерьян перехватил его на лету за ошейник. — Потише ты, Русый, с ног собьешь! — И уже Марине: — Извини, что не предупредил.
— Ничего, — сказала Марина, с нежностью лаская громадную голову, с наслаждением запуская в пушистый мех озябшие за дорогу пальцы. — Я не боюсь собак. Как его зовут?
— Руслан. Это московская сторожевая.
— Да? А я решила — сенбернар. Очень уж у него будка громадная.
И снова Валерьян посмотрел на нее с уважением. Надо же, будка. Слова какие профессиональные. М-да. Похоже, крепко недооценивал он Марину.
И снова раздались звуки музыки.
— Кто это играет? — спросила Марина.
— Не знаю, — ответил Валерьян, — наверное, Оля. Сейчас посмотрим.
За массивными дубовыми дверьми оказалась небольшая квадратная прихожая с необъятных размеров вешалкой. Прямо из прихожей уходила куда-то высоко вверх винтовая лестница. От лестницы шел коридор, конца его не было видно.
Валерьян помог Марине снять шубу, повесил ее на один крючок со своей, переобулся и, нагнувшись, не без труда отыскал в длинном разношерстном строю подходящие тапочки для Марины.
Они пошли прямо на звуки музыки и оказались в огромной, обшитой деревянными панелями комнате. В центре ее стоял стол, в середине противоположной от двери стены высился камин, а у самого окна стоял небольшой белый кабинетный рояль.
За роялем сидела высокая рыжеволосая девушка с толстой серой крысой на плече. Хвост крысы раскачивался в такт звукам, льющимся из-под девушкиных пальцев. На сей раз это была «Аппассионата». Волосы девушки были перехвачены красивым фиолетово-черным хайратником, хвостик которого то и дело хлопал крысу по носу, поскольку девушка то низко склонялась к клавишам, то резко, неожиданно выпрямлялась.
— Привет сестренке Олюшке! — весело сказал Валерьян, и девушка, не переставая играть, повернула голову.
— О, Валька! А мы вас к обеду ждали! Я тебе кабачков напекла, как ты любишь, а ты…
— А мы вот только добрались, — без тени раскаяния отвечал Валерьян. — А где все?
— Детей пошли укладывать.
— А твои, конечно, уже спят?
— Надеюсь. Если что, Алена не даст им спуску. Присаживайтесь, сейчас, как все сбредутся, будем чай пить. А как там Москва?