А Марина осталась снова одна в темноте, только на душе у нее теперь было далеко не так спокойно, как до прихода Володи. И она не встала запереть дверь в смутной надежде, что Володя вернется, и тогда все у них будет по-другому. Но он не вернулся.
Дни шли, и однажды Денис спросил:
— Марина, а как у тебя со школой? Я слышал, в одиннадцатых классах начались экзамены?
— Все может быть! — Марина равнодушно пожала плечами.
— А ты что же?
— Меня выгнали из школы.
— Господи, когда?
— Да сто лет назад, еще до рождения Ксюши!
Денис расстроился. Держась за голову, повторял, как попугай:
— Надо же! А я и не знал ничего! И где была моя голова?
— Оставь в покое свою голову!
Марине не было стыдно, но Дениса было очень жалко.
— Не расстраивайся, в следующем сдам экзамены экстерном. Я все равно не буду в этом году никуда поступать!
— Алена тоже так говорила. До сих пор ходит без аттестата!
— А на кой он мне нужен? — сказала Алена из глубины своего любимого кресла. — По-моему, женщине вообще образование ни к чему.
— Да что с вами разговаривать! — махнул Денис рукой. — Станете потом локти кусать, да поздно будет!
«Когда же это, интересно, потом?» — задумалась на мгновение Марина, но тут же выбросила все из головы. Магда не приезжала, потому грозная перспектива переводов с английского маячила где-то вдалеке. Марина с удовольствием возилась со своими детьми, дежурила на кухне, гуляла, читала книги, а по вечерам с нетерпением ждала Сережу, который приезжал все чаще и чаще. Лекции в институте заканчивались, появилось много свободного времени, предназначенного на подготовку к экзаменам.
В такие дни Марина с Сергеем с утра уходили гулять. Они сажали малышей в рюкзачки-кенгуру, а потом в лесу Марина кормила их по очереди, лежа в траве и задумчиво глядя ввысь, в синее небо с проплывающими облаками. Сергей любовался Мариной. Марина опускала глаза, их взгляды встречались, и они начинали смеяться, просто так, от полноты жизни. Потом они возвращались, насытившись свежим воздухом и солнцем.
Однажды Сергей приехал из Москвы необычайно оживленный и радостный. За ужином счастливое выражение не сходило с его лица. Марина не выдержала и спросила, что у него стряслось.
— Да вот, понимаешь, — смущенно начал Сергей, — не знаю, как тебе сказать.
— Так и скажи!
— Мама у меня замуж выходит! — выпалил он на одном дыхании.
— Да ну? — поразилась Марина. — Когда? За кого? Где они жить думают?
— На вопрос «как» ответ может быть только один — молча. Представляешь, до последней минуты мне ничего не говорила! Они почти год встречаются, и хоть бы намекнула. И вдруг вчера с бухты-барахты: «Сереженька, я встретила свое счастье!»
Теперь «за кого?». Есть там у них в садике пацан такой, Левой звать, Левон, значит. По матери русский, а отец — не то грузин, не то армянин. С год назад они всей семьей на дачу уехали на своей машине и в аварию угодили. Мать этого Левона впереди сидела, ее сразу насмерть. Грузина контузило маленько, а пацан ихний на заднем сиденье спал, так ему ничего, представляешь?
Родственников у них в Москве никаких нет. Левку сперва соседи приютили, потом матери позвонили, что нельзя ли его к нам временно забрать, пока отец из больницы выйдет. Мать моя согласилась. С неделю он у нас прожил, потом его отца из больницы выписали, он к нам приехал, сына домой забирать. Сам черный с лица и смотрит так, будто никого вокруг не видит. Левка от него со страху под стол забился и шепчет мне оттуда: «Боюсь, папа на меня сердится! Ну, что мама умерла, а я вот живой». Представляешь, пятилетний пацан, а такие мысли! Насилу мы с матерью его успокоили. Мать тогда с ними поехала, помочь разобраться в первый вечер.
Потом они познакомились поближе, она их навещала все время. Я не знал ничего, думал, у них в тот день все и кончилось, а видишь, как все обернулось?
Ну а теперь главное. Жить они собираются, естественно, у него, так что позволь предложить тебе нашу, с позволения сказать, более чем скромную, обитель. — Последние слова Сергей пробормотал заплетающимся языком неразборчивой скороговоркой, бросил взгляд на Марину и замолчал.
Марина сидела, поставив ноги на перекладину табуретки, уткнув подбородок в колени, светлые глаза ее потемнели, и она долго ничего не говорила.
— Сережа, — сказала она наконец, — это все не так просто.
— Да что тут сложного? Сама говорила, не можем жить вместе просто потому, что нам негде! Я терпел этот бардак, потому что был не в силах ничего предложить. Представляешь, чего мне стоило оставлять тебя ежедневно в доме, где из трех постоянно ошивающихся мужиков с одним ты точно была близка, а с двумя другими — наверное? — Он задохнулся.