— Иди-иди, сыночка, не волнуйся, все уже прошло!
Марина в растерянности постояла перед закрытой дверью, потерла указательным пальцем переносицу и двинулась молча по коридору. Димыч догнал ее в три прыжка.
— Марина, а Марина, кто это?
— Потом, Димыч, потом! Мама сама тебе все расскажет, если захочет!
— Но, Марина, все-таки это ужасно странно! У мамы так сильно болела голова, и вдруг сразу все прошло!
Женя не выходила из своей комнаты до самого ужина. К ней пробовали стучаться, но она отвечала из-за двери, что все в порядке, просто надо с человеком поговорить.
Перед ужином Женя наконец спустилась. Точнее, спустились они оба, Гришка держал ее за руку, глаза у них были сияющие и счастливые. Во дворе Женя окликнула играющего с ребятами Димыча, и Гришка долго молча смотрел на него, гладил по голове, а после нагнулся и неловко чмокнул в макушку.
Проводив немного Гришку, Женя вернулась и позвала Марину.
— Пойдем, поговорить надо!
Они зашли за густые кусты боярышника, и там Женя, отбросив свою обычную сдержанность, кинулась Марине на шею и расцеловала ее в обе щеки.
— Ах, Мариночка, какая же я счастливая! А я-то думала, что чудес не бывает! Ведь еще утром я так плакала, мне так жалко было себя, что опять окажусь я совсем одна и без крыши над головой!
— Ну что ты, Женя! Как ты могла подумать? А мы все на что? Неужто достаточно разогнать Крольчатник, чтобы мы тут же друг о друге позабывали?
Женя не ответила, и Марине вдруг показалось, что примерно так вот она и думала. Однако счастье, переполнявшее Женю, было слишком велико, чтобы она могла всерьез о чем-то задумываться.
— Ах, Марина, подумай только, что жизнь с людьми делает! Прямо будто в романе! Гришку, оказывается, в армии в такое место услали, он даже сейчас мне ничего рассказать не может, и письма туда вообще никакие не доходили, а уж оттуда тем более! И главное, что-то с ним там такое сделали, со здоровьем у него теперь не очень. Хотя ты сама видела, руки, ноги, все вроде бы на месте, ну и как мужик он, в общем-то, тоже может. Вот только детей от него рожать не рекомендуется. Представляешь, ему даже врач сказал. «Пусть, — говорит, — ваша будущая супруга и не рискует, а то мало ли что родится!» Как он, бедняга, все эти годы мучился, страдал! Детей спокойно видеть не мог, а баб за версту обходил. Кому я, говорит, такой нужен? А уж как он узнал из твоего письма, что у него сын растет, чуть с ума от радости не сошел!
Ты знаешь, Марин, я ему все-все рассказала. И про вокзал, и про здесь, и… Ну, сама понимаешь. А он говорит: «Знаешь, Женька, мне все это абсолютно не важно. Я знаю, что на самом деле ты не такая!» Нет, ну ты представляешь?..
И Женя недоверчиво рассмеялась. Смех ее сам собой перешел в слезы, и, плача, она все повторяла:
— Нет, ну ты подумай, Марина, ты только представь себе: ведь все как нарочно! А люди еще врут, что Бога нет!
Улыбаясь, Марина возвращалась к себе наверх. На лестнице ее встретил Денис и помог дотащить корзинки. Вид у него был грустный, растерянный, даже рубашка на нем была в пятнах, и галстук сбился куда-то набок. Но он отчаянно пытался бодриться.
— Ничего, маленький, прорвемся!
Марина и не подумала ему возражать. Вместо этого она пересказала Денису Женины новости. Денис очень обрадовался.
— Ну! Видишь! Я же говорил, будет еще и на нашей улице праздник! Глядишь, ближе к ночи и Ольгин муж объявится!
В тот вечер почти ни о чем не говорили, сидя у камина. Всем было грустно, тоскливо. Все чувствовали себя в той или иной степени лишними, ненужными в огромном и странном мире, в который предстояло им ринуться.
— Мы тут точно обломки! — вздыхал Валерьян. — Обломки гигантской взрослой империи.
Даже в Жениных глазах погас огонь. Ей наконец улыбнулось счастье, но какой же ценой! А другие как же? Что станет делать Денис, для которого в Крольчатнике был весь смысл жизни?
Эти и другие вопросы терзали сидящих в тот вечер у огня. Огонь был вроде бы такой же, как всегда, пылал так же ярко, и все же он казался им каким-то тусклым, равнодушным и даже холодным. Поэтому, как только большие поленья начали прогорать, никто и не подумал подложить новых. Камин быстро догорел, и все тут же разошлись, молчаливо и быстро, точно люди, ничем не связанные друг с другом, случайно оказавшиеся вместе. Впереди была длинная и тоскливая ночь, и впервые за долгое время Марина пожалела о своем решении во что бы то ни стало хранить верность Сергею. Сейчас бы так хорошо было к кому-то прижаться! Все равно к кому.
Однако компанию Марине в ту ночь составил Фунтик. Дети спали, и, вслушиваясь в темноте в их сонное дыхание, Марина долго и напряженно думала о том, как все было прекрасно, и о том, что же ее ожидает теперь, и ее детей, и Фунтика, и вообще… Мысли не давали Марине заснуть по-настоящему, хотя временами усталость брала свое и Марина погружалась в смутное, тяжелое полузабытье, потом выныривала из него, и невеселые мысли начинали снова мучить ее.