— Правильно. Так я повторю свой вопрос: всегда ли ты кончаешь?
— В смысле с Валей, а не когда сама? — уточнила Марина, незаметно для себя углубляясь в исследование данной темы.
Денис кивнул.
— Вообще ни разу.
— Так. — Денис побарабанил пальцами по колену. — Давненько я собирался Вальке уши оборвать, да все как-то… Ну ладно, поехали дальше. Месячных у тебя давно нет?
— Не знаю, — виновато ответила Марина.
— Как не знаешь?! Ах да, цикл у тебя нерегулярный… И календаря ты, конечно, тоже не ведешь. — Марина уныло кивнула. — Раз так, я тем более должен тебя осмотреть. — Заметив, что Марина снова начинает колебаться, заторопил, не давая опомниться: — Ну, хватит тебе, ты что думаешь, я баб не видел, что ли?
Мучительно краснея, Марина потянула «молнию» на джинсах. Денис подчеркнуто отвернулся, всем видом показывая, что ни сам процесс ее раздевания, ни что у нее там, под одеждой, его ни капельки не интересует и что в голове у него только дело. Однако, обернувшись спустя минуту к Марине, Денис не выдержал и присвистнул. Заметив, что ее опять затрясло, он легонько похлопал Марину по плечу.
— Ну, не буду, не буду. Хотя, честное слово, с такой фигурой я бы не стал так стесняться.
«Ха! — подумала Марина, неожиданно приходя в себя и обнаруживая, что ей все стало безразлично. — Можно подумать, у него у самого фигура хуже».
— Повернись, пожалуйста, к свету, — еле слышно сказал Денис, устраивая ее на кушетке, как ему было удобнее. Пальцы его нежно, не причиняя боли, проникли в нее. Мускулы Марины рефлекторно сжались.
— Расслабься, — нежно, совсем не по-врачебному прошептал Денис.
— Не могу, — так же шепотом ответила Марина, и зубы ее застучали.
— Но ведь я так тоже не могу. Положи руки на грудь.
Марина послушалась, гадая про себя, что скорее расслабит ее: отключиться или же, наоборот, сосредоточиться на том именно факте, что ее осматривает Денис?
— Умница! — прошептал он, продвигая пальцы вглубь и другой рукой осторожно ощупывая живот. — М-м-м, — пробормотал Денис, убирая наконец руки. — Ну, аборта делать я бы уже не стал. — Было непонятно, не стал бы на месте врача или на месте Марины. — А так все в порядке. Полежи минутку, я еще бедра смеряю.
Покончив и с этим, он удовлетворенно сказал:
— Ну что ж, особых проблем пока не предвидится. Теперь, если хочешь… — Его рука снова прошлась там, где была, только на сей раз легко, дразняще.
— Нет, — сказала Марина, собираясь изо всех сил.
— Нет? Ты уверена?
Рука повторила свой путь, и Марине пришлось закусить губу, чтобы не застонать. Сказать она, таким образом, ничего уже не смогла, только отчаянно замотала головой.
— Ну хорошо. — Денис пружинисто встал и отошел от кровати, давая ей возможность одеться. — Но имей в виду, тебе стоит только захотеть, и… В любое время. Когда я тут, конечно. — Он слегка поклонился и сразу посерьезнел. — В общем, все пока, как я и надеялся, ОК. Сейчас главная твоя задача — больше двигаться, и смотри не растолстей. А витамины мы тебе добудем. Со школой решила?
— Бросаю. — Марина тяжело вздохнула.
— Да? Ну, это мы еще поглядим. Одна такая уже бросила. Но имей в виду, справки буду тебе доставать исправно и на подольше. Нечего тебе там засиживаться. Попробуй учиться здесь, а по мере необходимости ездить сдавать, глядишь, и проскочит. Ты как училась-то? На медаль небось шла?
— Я похожа на человека, шедшего на медаль? — ужаснулась Марина.
— Нет, конечно. Я просто так спросил. Но нормально хоть учишься-то?
— В принципе да.
— Тогда справишься. А то куда потом без аттестата? Неровен час, эта крыша над нами обвалится. Сама рада будешь, что аттестат получишь.
— Кто спорит.
— Ну, там поглядим. — Денис потрепал ее по щеке. — На ближайшие две недели я достану справку, потом каникулы, а дальше видно будет. Главное — не толстей. — И, уже открывая дверь, поторопил: — Ну что, идем? Или как?
— Идем, конечно. — Марина рассмеялась. Ей вдруг стало легко-легко. За стеной-окном над забором и лесом разливался багровый закат. Снизу доносились детские голоса.
10
Марина спустилась вниз, посидела немножко в пустой столовой. Играть больше не хотелось. Темнело, а она не знала, где у них выключатель. Настроение у нее скакало вверх-вниз. Однажды, в гостях, с родителями, она как-то незаметно для всех и для самой себя умудрилась напиться. Тогда у нее точно так же заскакало настроение — хотелось то смеяться, то плакать. Она тогда, кажется, кричала на родителей. Особенно на папу: «Ты, козел, ты меня не видишь совсем, ты смотри, ты же сквозь меня смотришь, ты же меня на улице не узнаешь, я же твоя дочь, в конце концов! Ты хоть как зовут меня еще помнишь?!» Мама все порывалась ее успокоить, отец молчал и смотрел в сторону. Тогда она оттолкнула маму — сильная стала за это лето, — ухватила отца за гладкие, не уцепишься, выбритые, скользкие щеки, развернула к себе лицом и заглянула в глаза, хотела бы в душу. Глаза были светло-зеленые, водянистые, рассеянные. Добрые? На самом донышке, пожалуй, добрые. А так, с поверхности и до самого этого донышка неожиданно, пугающе пустые. И не было в зрачках даже Марининого отражения, свет, что ли, не так падал? Марине до сих пор помнилось то жуткое, щемящее ощущение ужаса от этой пустоты. Как поселилась там такая пустота? В конце концов, ведь это же ее папа! Свой, родной, любимый, с детства близкий, чуточку всегда рассеянный.