— Откуда тебе было знать? Да это все так давно было! Черт его знает, что это со мной сегодня, нервы барахлят. Ты бери конфеты, они хорошие, мне на вечере подарили, пришлось, правда, открыть, угостить ребят, но еще много осталось.
— Спасибо, — сказала Марина голосом благовоспитанной барышни и чинно, двумя пальчиками, достала из пластмассовой лунки конфету.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Чувство неловкости, возникшее было между ними, испарилось.
— Как ты славно смеешься! — сказал Валерьян. — У тебя от смеха на щеках ямочки появляются.
— Да уж, единственная моя красота! — Марина кокетливо передернула плечом. — С пяти лет только и слышу про эти ямочки.
— Ну что ты говоришь! — возмутился Валерьян. — Как это единственная? У тебя… — Он на минуту задумался. — У тебя глаза потрясающие. Если хочешь знать, я никогда таких глаз не видел! Какого они у тебя цвета?
— По-моему, голубые.
— Нет-нет, это только вначале кажется, что они голубые, а если присмотреться, то в глубине они у тебя вовсе не голубые, а зеленые. Необычные глаза.
— Правда? Спасибо на добром слове.
И они оба снова засмеялись.
— Почитай мне, пожалуйста, свои стихи, — попросила Марина, одолев с трудом половину чашки. Чай был явно самый дешевый.
— Ты что, на вечере не наслушалась? Ладно, давай почитаю, если хочешь.
Валерьян не доставал тетрадок или листочков, просто уселся поудобней, слегка ссутулил плечи, ладонями уперся в колени и начал читать. Но неожиданно глаза его из неопределенно-бурых превратились в темно-карие, глубокие, черты лица прояснились, и лицо каким-то чудом из неправильного стало правильным, из некрасивого — красивым, толстые губы налились живым теплом, и Марине почудилось, что он не стихи читает, а целует ее.
Каждое новое стихотворение казалось Марине лучше прежнего, хотя спроси ее сейчас, что это были за стихи, о чем они были, выяснилось бы, что она ни словечка из них не поняла, ничего не запомнила. Валерьян читал, читал, а потом неожиданно протянул к Марине свои длинные, нескладные руки, привлек ее к себе и стал целовать всерьез.
— Как ты слушаешь! — бормотал он между поцелуями. — Господи, как ты слушаешь! Меня никто еще никогда так не слушал! Тебе и в самом деле так нравится?
— Да, — шептала в ответ Марина. — Да, да, конечно! — Но к чему, в сущности, относилось это «да», она не смогла бы толком объяснить.
Быстрые, горячие руки Валерьяна действовали вполне уверенно. Куда девался прежний нескладный Валерьян? Рядом с Мариной был другой человек!
Наверное, еще не поздно было вывернуться, попытаться остановить его, закричать, на худой конец, да так, чтобы эта глухая бабка на кухне услышала, или ему самому сказать твердо и спокойно, что она не хочет, не может, не должна… Но почему? Разве она не мечтала об этом последние три года почти непрерывно, тщательно скрывая свои грезы от себя и от Ани? Не из-за них ли ей пришлось недавно начать спать на полу, якобы чтобы сберечь осанку?
Но даже если она и хочет этого так постоянно и так безумно, все равно это дико! Она же не животное! Если даже считать, что брак — фигня (именно так Марина считала), то… Должна же быть хотя бы любовь!
А может, это и есть любовь? Просто любовь… с первого взгляда.
Эти мысли, молнией проносящиеся в сознании, да еще судорожные попытки сохранить остатки самоконтроля вырвали Марину из реальности, и потом она никак не могла вспомнить, каким образом ее одежда оказалась на полу, а она — в постели, укрытая стеганым одеялом. Громко щелкнул выключатель, погасла лампа, и через мгновение Марина обнаружила себя плотно притиснутой к Валерьяну. Между ними ничего не было, казалось, даже их кожа не разделяла их.
— Расслабься! — шептал он. — Отчего ты такая зажатая? Ты боишься меня? Не надо, успокойся, все будет хорошо! — Голос его звучал так нежно, что Марина успокоилась. Конечно же, он ее любит, вот только интересно, почему он ей этого не сказал? С этого же, наверное, полагается начинать? Или это только в книжках так пишут? А может, ей надо признаться первой?
— Я люблю тебя, — прошептала она.
На мгновение он отпрянул, но тут же успокоился и снова привлек ее к себе.
— Я тоже, — прошептал он. — Господи, какая же ты маленькая, ну просто мышонок!
«И совсем не так больно, — думала, стиснув зубы, Марина. — Вполне можно перетерпеть».
«Это и не больно, и не хорошо, — решила она через несколько минут. — Просто никак». И ощутила горькое разочарование.
3
Крови не было. Совсем. В этом она была уверена, потому что утром внимательно осмотрела простыню, далеко не белоснежную, но крови не было и в помине.