Марина села и осмотрелась. Нет, никаких сомнений. Вторая половина кровати была пуста и совершенно остыла. Одеяло было целиком заботливо накинуто на Марину и даже подоткнуто с боков. Одежда Валерьяна по-прежнему лежала на стуле, не хватало, правда, трусов, вчера они торчали с самого верху, еще тапочки исчезли. Может, он в туалет пошел? Да нет, не похоже. Кровать с его стороны холодная, ясно, что его нет уже давно.
Марина встала, накинула халат и вышла из комнаты. Из-за этого сна, такого яркого, почти реального и такого тяжелого, ей стало тоскливо одной. Сон нужно было немедленно кому-нибудь рассказать. Но кому? Может, Валерьян у себя?
И Марина пошла на второй этаж, с трудом припоминая однажды проделанный путь в его комнату. Вчера они почему-то сразу поднялись на самый верх, в комнату, которую Марина уже давно называла своей.
Наконец она нашла и без особой надежды легонько толкнула дверь. Эти блуждания в темноте казались Марине продолжением ее сна, будто она еще не проснулась по-настоящему, а проснулась во сне.
Дверь в комнату Валерьяна была не заперта. Марина на цыпочках вошла и в свете луны увидала нечто такое, что тоже никак не могло быть ничем иным, кроме как дурным кошмаром. На кровати, широко разметавшись и откинув ненужное в жаркой комнате одеяло, спал совсем голый Валерьян, а рядом, свернувшись калачиком и положив голову ему на плечо, спала Женька, и на лице у нее играла довольная, сытая улыбка.
Марина слабо вскрикнула и окончательно пришла в себя. Нет, она не спала, все так и было…
21
Эти двое не проснулись от ее сдавленного крика. Ну что ж, очень хорошо. Марина неслышно вышла, осторожно прикрыла за собой дверь. В голове стучало только одно: «Бежать! Сейчас же, немедленно отсюда бежать!» С нее довольно. Больше она здесь и минуты не выдержит.
Отчаяние придало Марине деловитости. Стараясь двигаться бесшумно, она возвратилась к себе и молниеносно собралась: попросту сгребла все, что попалось под руку, запихала в мамину сумку, привезенную в предпоследний приезд Валерьяном. Что не поместилось, Марина решила бросить. Черт с ним, в конце концов, главное — выбраться отсюда поскорее, а то здесь она, того и гляди, человеческий облик потеряет, станет такой, как все они тут, перестанет понимать, что можно, а что нельзя. И тогда ей никогда не научиться снова жить в этом мире по-людски. А как она будет жить и кем она будет? Подумать страшно!
Марина уже не думала ни о любви, ни о ребенке, ни тем более о такой чепухе, как школа и все прочее. А ведь только что ей казалось, что все, что на нее обрушилось, ей просто не преодолеть. Теперь для Марины главным было бежать, спасать свою шкуру, спасать ту Марину, которой она была, которую она знала с детства, ни в коем случае не дать ей превратиться в кого-то чужого и незнакомого, кого она раньше попросту боялась.
Одевшись и поудобнее приладив на плече сумку, Марина бесстрашно выскользнула из теплого дома в ночную мглу. Еле слышно щелкнул за спиной замок на воротах. Лес вокруг возвышался сплошной стеной, и лишь еле заметная, вернее, знакомая ей по прогулкам в светлое время тропка указывала Марине путь к спасению. Идти ночью по лесу было страшно, но Марина кипела злостью, ревностью, боязнью потерять себя. Перед этими внутренними, такими реальными ужасами меркли и бледнели все привидения в лесу, а бандитов Марина ни в какое время суток не боялась. Между прочим, зря не боялась.
От дачи до ближайшей станции было примерно километров семь. Уже через два километра стали попадаться дома. Тропинка кончилась, пошла бетонка. Из разбросанных вдоль бетонки на довольно большом расстоянии друг от друга домов постепенно сложилась главная улица маленькой, типично подмосковной деревушки. Справа из темноты возник столб с указателем. Большими белыми, различимыми в темноте буквами было написано: «Большие Гусляры». Маринины часы с подсветкой показывали четыре, но деревенька уже начала просыпаться: захлопали калитки, и замотанные с ног до головы бесформенные фигуры потянулись в одну с Мариной сторону. «Куда это они ночью?» — изумилась Марина. Тьма вокруг была кромешная, даже луна куда-то подевалась. На небе не было ни звезды.
Бесформенные фигуры торопливо шагали справа и слева, позади и впереди Марины, весело перекликаясь между собой. Голоса были женские, то звонкие и молодые, то старческие, надтреснутые, но зычные, громкие. Какая-то женщина толкнула Марину в бок.
— Ты чья ж, девонька, будешь? Что-то я тебя не припоминаю. Или гостишь у кого?