Ощущение его горячего и твердого естества, упиравшегося в ее живот, вызывало в ее теле бурю. Оно пульсировало в самом сокровенном месте, жаждавшем его прикосновения.
— Господи, прости меня, как ты прекрасна, — пробормотал он со стоном, задыхаясь от желания.
Он не мог налюбоваться ею, пожирал глазами ее высокие, упиравшиеся в него груди. Прикрыв их обеими руками, он принялся играть с ее сосками и довел ее до такого состояния, что ей показалось: больше она не выдержит. Амелия выгнула спину, чтобы груди ее удобнее легли в его ладони, а все ее тело приглашало его к более решительным действиям. Ей хотелось, чтобы он ласкал ее ртом. Она желала, чтобы он ласкал ртом ее груди, чтобы он целовал и посасывал ее соски. Он смотрел на нее из-под тяжелых век взглядом, полным страсти и вожделения. Ее рука сжала его затылок и потянула голову вниз. Томасу не требовалось более явное приглашение. Его губы безошибочно нашли ее сосок, похожий на ягоду.
— Томас, — пробормотала она задыхаясь.
Наслаждение нарастало и нарастало…
Он поднял голову, его рот оторвался от нее, и это заставило ее извиваться под ним в поисках утраченного источника наслаждения.
— Скажи мне, чего ты хочешь.
Его голос поразил ее низкими переливами, а лицо было искажено сдерживаемой страстью.
Амелия ответила тем, что подняла бедра, позволив ему соприкоснуться с гнездышком ее волос, и его пальцы, настойчивые и нежные, прикрыли ее самое сокровенное место.
Его стон был громким и прерывистым. Его рот все еще дразнил ее сосок, играл с ним, посасывал его, а рука блуждала по впадине ее живота и спустилась наконец вниз по бедрам. Его нежные настойчивые пальцы раздвинули чувствительный вход в ее лоно. И он понял: она готова его принять.
С ее уст срывалось хриплое прерывистое дыхание. Теперь он слышал его особенно отчетливо. Не было смысла лишать ее наслаждения, которого она так жаждала. Желание заставляло ее поднимать бедра ему навстречу и производить ими волнообразные движения в тщетной попытке быть еще ближе к нему. Томас в последний раз потянул ртом ее сосок, провел языком вокруг него и начал свое путешествие по воспаленной желанием коже ее живота, и губы его последовали за пальцами в место, манившее его к дальнейшим восторгам. Его палец проник в ее маленькое отверстие и был вознагражден влажностью ее страсти. Он потерся своим мужским естеством о ее бедро, будто ее влажность еще сильнее возбудила его.
Он доставлял ей наслаждение, как и в прошлый раз, и его шероховатый язык, твердый и нежный, безумно возбуждал ее влажную плоть. Амелии хотелось плакать, настолько полным было ее наслаждение. Она развела бедра, чтобы облегчить ему проникновение к влажным складкам ее плоти. Амелия сознавала, что, должно быть, выглядит полностью раскованной, даже распутной, но желание, взявшее над ней верх, преодолело теперь воздержание, длившееся долгие годы, когда все естественное подавлялось ею же самой. Другой рукой он широко раздвинул эти складки. Его язык нашел чувствительный бугорок ее желания, прикрытый нежно-розовой плотью, и она потонула в восторге. Амелия воспаряла и содрогалась в спазмах наслаждения, о существовании которого даже не подозревала.
На землю Амелия вернулась в изнеможении, сознание ее было затуманено. Потом она заметила Томаса. Он стоял на коленях и сжимал ее обмякшие бедра, широко разводя их, чтобы дать себе, возможность более свободного проникновения. И он вошел в ее тело одним мощным рывком. Они идеально подошли друг другу. Он заполнил ее всю, и в ней снова пробудилась страсть. Каждый рывок, каждое движение вызывало в ней еще большее желание, желание более глубокого проникновения. Медленные и мучительно долгие движения между сжимающими его стенками ее лона, содрогающимися от восторга, наконец, сменились мощными ударами. Наслаждение, которое он был способен получить только с ней, зарывшись глубоко в нее, нарастало в нем, набирая скорость, подобно валуну, несущемуся с горы. Ее голова металась по подушке, а сапфировые глаза казались остекленевшими. Ритм его толчков ускорялся и возрастал. В прохладном вечернем воздухе комнаты слышались ритмические толчки при соприкосновении их плоти.
Амелия испустила громкий пронзительный крик и замерла под ним, а ее бедра по-прежнему были подняты вверх, чтобы дать ему возможность проникнуть еще глубже, и ногти впивались в его спину. Томас был готов приветствовать эту сладостную боль, которую почувствовал, когда ее ногти впились в его плечи, а тело испытывало облегчение и освобождение в последних содроганиях.