Луиза изменила позу, будто не знала точно, как принять его ответ или, если выразиться точнее, его отсутствие. Несколько секунд прошло в молчании, в течение которых она внимательно наблюдала за ним. Он, в свою очередь, следил за ней скучающим взглядом. Потом вдруг она вскинула подбородок.
— Ну, думаю, если все это станет достоянием общества…
Никогда еще не приходилось Томасу слышать голос, столь язвительный и коварный, столь безжалостно самодовольный и эгоистичный.
— Вы явились сюда, чтобы угрожать мне, ваша светлость?
— Мой дорогой Томас, не понимаю, почему вы так плохо думаете обо мне, — сказала она, вкладывая в свой тон должную меру ужаса и изумления. — Я говорила о других людях, которым, должно быть, уже все известно. Знаете, как в свете любят скандалы?
Томас допил остатки рома и поднялся с кресла.
— Ваша светлость, если это и есть причина вашего визита, то вы напрасно старались. Я хочу распрощаться с вами и прошу вас больше не появляться в моем доме.
Луиза вскочила на ноги столь стремительно, что парча и бархат ее туалета возмущенно зашуршали. Она уставилась на него злыми прищуренными глазами.
— Неужели вы не понимаете, что она обесчещена?
— Свет в избытке получит пищу для сплетен, когда будет оглашена наша помолвка.
— Неужели вы и впрямь собираетесь жениться на этой девице?
— Не только собираюсь, но и готов вызвать каждого, кто осмелится усомниться в ее чистоте. Могу вам сообщить со стопроцентной уверенностью, что к ней не прикасался ни один мужчина.
— Если вы воображаете, что я этому поверю…
— Право же, мне безразлично, поверите вы или нет. А теперь, полагаю, отведенное вам время истекло еще минуту назад.
Он повернулся, чтобы проводить ее до двери библиотеки, когда эта дверь распахнулась.
— Томас, я…
Амелия остановилась при виде женщины рядом с Томасом.
— Простите, я не знала, что вы не один.
«Что вы в обществе такой красивой дамы», — подумала Амелия, ощутив укол ревности, и повернулась, чтобы уйти.
— Нет, Амелия, пожалуйста, останьтесь. Ее светлость уже уходит.
В его тоне она расслышала жесткость и поняла, что последние слова были скорее командой и лучше с ним не спорить.
«Ее светлость»? На этот раз Амелия посмотрела на даму внимательнее. Она смутно припомнила, что кто-то упоминал, будто герцогиня Бедфорд вернулась из Франции. По всем отзывам, она была блондинкой, молодой и красивой. И это точно соответствовало внешности женщины, стоявшей перед ней.
— Право же, Томас, у вас манеры докера. Вы не собираетесь представить нас друг другу?
Герцогиня журила его с улыбкой, но оглядывала Амелию холодным взглядом с головы до ног, и в ее глазах Амелия не видела ничего, кроме любопытства и недоброжелательности.
Амелия замерла. Случалось и в прошлом, что женщины смотрели на нее так. Но на этот раз все было иначе. Томас принадлежал ей. И будь она герцогиней или кем другим, эта женщина не имела права смотреть на нее как на нежеланную соперницу, претендующую на внимание мужчины.
— Да, Томас. Думаю, нас стоит представить друг другу, — ответила Амелия.
Она сделала шаг вперед и продела свою руку под руку Томаса, демонстрируя интимность их отношений.
«Он мой!» Этот жест ни с чем нельзя было спутать, он означал, что она претендует на право обладания им.
— Леди Амелия, это герцогиня Бедфорд. Ваша светлость, леди Амелия Бертрам.
Голос Томаса был полон сдерживаемого смеха. И она была рада, что он находит ситуацию забавной.
Герцогиня чуть-чуть наклонила голову. Не убирая руку из-под локтя Томаса, Амелия присела в реверансе, тоже не стараясь выразить особое почтение.
— Если вы позволите, дорогая, я только провожу ее светлость.
Взяв руку Амелии в свою, он поцеловал внутреннюю сторону запястья.
Разъяренная герцогиня громко вздохнула, но Амелия почти не слышала ее, потому что прикосновение губ Томаса к ее коже вызвало бунт всех ее чувств.
Томас выпроваживал светловолосую женщину из комнаты, и Амелия видела его резкие нетерпеливые движения, будто он хотел поскорее освободиться и заняться более важными делами. Герцогиня приняла столь недостойное обращение с царственным величием королевы, потерявшей где-то свою корону: она двигалась в мертвом молчании, но, несомненно, лелеяла планы мести.
— В чем, собственно, дело? — спросила Амелия, когда несколькими минутами позже Томас вернулся в библиотеку.
Плотно затворив дверь, он двинулся к ней, и на лице его светилась злорадная ухмылка.