Виконтесса обратила к ней внимательный взгляд. На ее безупречном лбу обозначилась тонкая морщинка.
— Томас вернулся в Лондон.
Амелия вздрогнула и замерла — вокруг нее все обрушилось и разлетелось вдребезги, как стекло, упавшее на мраморный пол. Глаза защипало, дыхание прервалось.
— Он уехал? — спросила она задыхаясь.
Леди Армстронг поспешно поднялась с места и подошла к ней. Лицо ее выражало смесь жалости и беспокойства.
— Вчера вечером между вами что-то произошло?
Амелия была слишком подавлена, чтобы отвечать. Она могла ожидать всего: молчания, холодности, гнева, возможно, даже презрения, но не этого. Только не этого.
Она отказалась уезжать, и поэтому уехал он. Именно так. Не предупредив ни единым словом. Она убедила себя, что его слова — «Очень хорошо. Тогда оставайтесь» — означали: он даст ей возможность оправдаться и все объяснить. Но теперь он уехал. Он бросил ее тогда, когда она поняла, что не представляет жизни без него.
— У меня нет аппетита. Если вы меня извините, леди Армстронг, я вернусь в свою комнату, — ответила Амелия хриплым шепотом.
Виконтесса коснулась ее руки, пытаясь успокоить.
— Моя дорогая, вы уверены, что ничего не хотите мне рассказать?
Амелия вырвала руку и с отчаянной силой покачала головой:
— Нет, нет, мне надо прилечь. Если вы меня извините…
Она поспешно выбежала из комнаты и вернулась к себе в спальню, где могла без помех оплакать свою потерю, — в уединении и с сухими глазами.
Прошло три дня после отъезда Томаса. На третий день добровольного заточения Амелии в спальне виконтесса лично сообщила ей, что в гостиной ее ожидает посетитель. Она не сказала, кто именно, пояснила только, что таково желание джентльмена. Амелия почувствовала, что сердце ее забилось с удвоенной силой. Сначала в ней вспыхнула слабая надежда — а вдруг?.. Но она тут же одернула себя: будь это Томас, виконтесса едва ли стада бы проявлять такую сдержанность.
Может быть, лорд Клейборо? Нет, это невозможно. Их последняя встреча не оставила ему никаких сомнений в ее чувствах к нему, точнее сказать, в их полном отсутствии. А после того как она услышала его горькие сетования по поводу того, что он зря потратился на путешествие в Девон и как это нелегко для него, она весьма сомневалась, что он совершит подобный вояж снова.
Амелия вошла в гостиную, не зная, чего и кого ожидать там. Возможно, Томас прислал лорда Алекса или Джеймса поговорить с ней. Ее надежды рухнули, когда она увидела отца, сидящего в кожаном кресле.
Он поднялся на ноги.
— Амелия!
Он произнес ее имя нежно, почти с благоговением, что было для него несвойственно. Обычно он был весь поспешность и деловитость.
— Привет, отец, — проговорила она без обычной досады или безразличия.
Маркиз направился к ней, протянув руки, а потом опустил их, будто осознав неуместность этого жеста.
Вид у него был безупречный, одежда самого лучшего качества, но лицо его показалось ей утомленным и постаревшим.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал отец.
Он солгал. Она знала, что никоим образом не может выглядеть хорошо. От недостатка сна под глазами у нее образовались темные круги. Лицо было бледным. Но она не стала возражать.
— Ты приехал забрать меня домой? — спросила она равнодушно, подойдя к камину.
— А ты хочешь домой?
Амелия бросила на него взгляд через плечо. Когда отец спрашивал ее об этом? И вообще о чем-нибудь?
— Разве у меня есть выбор?
— Леди Армстронг очень хотела бы, чтобы ты осталась у нее до зимнею бала.
Амелия благодарно кивнула, но ничего не ответила. Ей хотелось бы остаться до возвращения Томаса.
— Вчера я видел Томаса, — сказал отец, резко меняя тему.
Серьезность его тона свидетельствовала о том, что беседа у них была не из приятных.
При упоминании имени Томаса сердце ее бешено забилось. Стараясь не выдать своего волнения, она проговорила:
— Да, я так и думала.
— Похоже, он считает, что я годами пренебрегал тобой.
На этот раз Амелия стремительно повернулась к нему:
— Он сказал это тебе?
Ее отец, маркиз Брэдфорд, аристократ из аристократов, избегал ее взгляда, будто ему было тяжело смотреть ей в глаза.
— Да, он укорял меня за что-то подобное, а потом еще упрекнул, почему я не сказал ему, что в детстве ты болела скарлатиной. — Он поднял на нее взгляд, и по тому, как отец сжал губы, она поняла, что он обижен этим упреком. — Вот почему я здесь. Я должен был приехать.
Амелия стояла молча, не зная, как понять то, что Томас говорил о ней с о гном. В ее сердце снова забрезжила надежда, но тотчас же и исчезла.