«Господи, что я наделала?»
Амелия в оцепенении лежала под тяжестью тела Томаса; пока он был все еще внутри ее. Господи! Не могло быть и речи о будущем, не было обещания жениться — было только одно неописуемое наслаждение, испытанное ею, какого ее тело до сих пор не ведало.
Он медленно соскользнул с нее, волосы на его груди прошлись по ее соскам, царапая их, его влажный от пота живот скользнул по ней в неком чувственном танце. И снова Амелия почувствовала, что ее окутывает дымка страсти, низменной и постыдной страсти.
— Девственница…
По его тону она угадала, что он потрясен и сбит с толку. Но это слово вернуло ее к суровой реальности.
«Нет, больше уже не девственница!» — мысленно отозвалась она, и вскоре жар страсти сменился чувством унижения. Амелия была не в силах посмотреть на него и тем более ответить ему. Она скорее услышала, чем увидела, как он выбрался из постели, забрав с собой весь жар. Тогда она ухватилась за край покрывала и задрапировалась в него.
Томас направился к туалетному столику и оказался в поле ее зрения. Амелия понимала, что ей следует отвести глаза, но вид его ягодиц, этой плоти и мускулов, этого великолепно вылепленного тела очаровал ее. Он открыл верхний ящик столика и вынул оттуда небольшое полотенце, вместе с которым на ковёр выпало несколько писем.
Не выпуская покрывала, она перевела взгляд на пол, к письмам. Томас бросил на нее быстрый взгляд, тихонько выругался и принялся собирать конверты.
— Нет!
Не обращая внимания на свою наготу, Амелия спрыгнула с кровати, потеряв в спешке покрывало. Она вцепилась в его запястье, удержав его руку в воздухе, и теперь не сводила глаз с двух измятых, скомканных бумажек в его руке и третьей — на ковре.
— Это мои письма, — сказала она тихо.
Голова у нее закружилась, она слышала, как сердце глухо бьется где-то в ухе. На бледно-желтом конверте четко выделялись адрес и имя лорда Клейборо, выведенные черными чернилами. Ее почерком. Значит, он не солгал, сказав, что не получал ее писем. Томас перехватил их все.
— Амелия…
Амелия выпустила его запястье, будто держала в руке нечто гадкое и отвратительное. Она повернулась, будто слепая, только теперь осознав свою наготу. Ее взгляд лихорадочно шарил по полу в поисках разбросанной одежды. Несколькими судорожными движениями она надела платье, подхватила нижние юбки и невесомое белье — здравый смысл твердил ей, что она должна немедленно бежать из его спальни. Но прежде чем она сумела сделать какое-либо движение, Томас схватил ее за плечо. Амелия остановилась, но наклонила голову так, чтобы не видеть его. Она понимала, что бесполезно бороться с ним: перевес в физической силе был на его стороне.
— Амелия, послушайте меня. Я был…
— Избавьте меня от извинений, милорд.
Ее учтивый тон скрывал нарастающую панику и приступ истерии. Все, чего она сейчас хотела бы, — это бросить в него что-нибудь, закричать, завопить… Он продолжал крепко удерживать ее за руку. Амелия повернулась к нему лицом и посмотрела прямо в глаза.
Он не выглядел «виноватым — раздражённым, разгневанным, но не виноватым. Такое же выражение лица было у ее отца, когда через несколько недель после ее неудавшегося побега с Джозефом Кромуэллом она узнала, что он перехватывал ее письма.
— Я так понимаю, что вы делали это по указанию моего отца?
Томас ответил не сразу, и это сказало ей все. Она высвободила руку. Он отпустил ее, а потом схватил полотенце, упавшее на пол, и обвязал его вокруг талии.
Теперь он стоял надменный и уверенный в своей непогрешимости.
— Отец будет горд, узнав, что вы во всех отношениях неукоснительно следовали по его стопам.
— Можете вы честно сказать, что были бы счастливы с Клейборо? — Он недоверчиво фыркнул. — Разве вы пожертвовали бы своей девственностью, если бы по-настоящему любили его? Сейчас вам самое время поблагодарить меня за то, что я предотвратил трагическую ошибку в вашей жизни.
Амелия стремительно повернулась и посмотрела на него.
— Вы надутый самодовольный подонок! Я совершила величайшую в своей жизни ошибку, а вы, вместо того чтобы предотвратить ее, подталкивали меня к ней и получали огромное удовольствие, делая это.
— Не только я, — заметил он мрачно.
Полная негодования, она ответила с яростью: