Мужчины дружески и непринужденно приветствовали друг друга. После того как они пожали друг другу руки и похлопали друг друга по плечам, лорд Уиндмир повернулся к ней. Потом обменялся загадочным взглядом с Томасом.
— А это, должно быть, прекрасная леди Амелия.
Он смотрел на нее с лукавым блеском в светлых глазах. Надо признать, красивых глазах. В наступившей затем тишине некоторое время никто не произносил ни слова. Амелия почувствовала, как щёки ее обдало жаром. Если слухи о ее словесных подвигах и не достигли ушей графа, Томас с охотой и радостью просветит его. Можно себе представить, как они будут склонять и спрягать ее имя.
— Джеймс, веди себя прилично. Иначе Амелия будет считать, что ты такой же дерзкий, как я, — мягко пожурила его Мисси. — Но раз мой брат совсем забыл о хороших манерах, позвольте мне представить вам моего мужа — Джеймс, шестой граф Уиндмир.
— Лорд Уиндмир, — сказала Амелия, снова приседая в реверансе.
Граф перегнулся в талии, отдавая официальный светский поклон, и, взяв ее руку в свои, поднес к губам.
— Для меня это радость и честь, — сказал он, не спеша выпускать ее руку.
— Пойдемте, Амелия. Должно быть, вы очень устали от своего путешествия.
Обращаясь к лакею, стоявшему возле широкой лестницы с несколькими саквояжами у ног, Мисси сказала:
— Стивенс, пожалуйста, возьмите багаж леди Амелии и отнесите в Розовую гостевую спальню, а багаж моего брата в Зеленую.
— Да, миледи.
Стивенс взял в руки один из саквояжей и направился к лестнице.
— Я уверена, вам хотелось бы переодеться и принять теплую ванну, — сказала Мисси, окидывая взглядом мятый дорожный костюм.
Внезапно осознав, что она выглядит не лучшим образом, Амелия заправила несколько выбившихся из прически прядей в еще недавно аккуратную куафюру. Слишком долгая дремота в карете нанесла ущерб ее шиньону, из которого выпало множество шпилек.
— Да, как вы понимаете, это был долгий и утомительный день.
Конечно, она не стала говорить графине, насколько мучительным было для нее это путешествие из-за присутствия ее брата. Она пыталась не обращать на него внимания, но постоянно ловила себя на том, что взгляд ее обращался к нему, и она тотчас же отводила его, как только замечала, что он смотрит на нее.
— Тогда пойдемте. Позвольте мне показать вам и вашей горничной гостевые комнаты. Уверена, мужчинам есть что обсудить.
Мисси улыбнулась брату и бросила на мужа столь откровенный взгляд, полный обожания, что Амелия отвела глаза. У нее возникло ощущение, что она нескромно вторгается в нечто редкое и не предназначенное для чужих глаз.
С фамильярностью, какую к ней не проявлял никто, кроме близкой подруги Элизабет, Мисси продела свою руку ей под локоть и повела к лестнице, где, очевидно, находилась спальня, отведенная ей на две недели.
— Так это и есть та самая печально известная леди Амелия, — сухо прокомментировал Радерфорд, но глаза его блеснули. — Конечно, с моей женой никто не идет в сравнение, но все же она красавица.
Радерфорд был влюблен в свою жену, и это было вполне справедливо, потому что и она страдала тем же недугом.
— Я никак не мог ее оставить в Стоунридж-Холле, — пробормотал Томас.
— Во всяком случае, ты убедил себя в этом, — хмыкнул Радерфорд.
Не успел Томас ответить, как раздался звонок в дверь. Появился еще один лакей, который поспешил отпереть замок. Все присутствующие оцепенели при виде Картрайта со шляпой в руке. В обычных обстоятельствах присутствие друга порадовало бы Томаса, так как сулило приятое времяпрепровождение и веселую дружескую беседу — одновременно остроумную и интеллектуальную. Впрочем, так было до последнего визита Картрайта. Что, черт возьми, с ним произошло? Много лет назад они пообещали друг другу, что никогда ни одна женщина не встанет между ними. Подавив свои чувства, Томас заставил себя улыбнуться. Если улыбка получилась неискренней, то тут уж ничего не поделаешь. По крайней мере он попытался вести себя по-дружески сердечно.
Картрайт вручил лакею свою шляпу и плащ и двинулся навстречу друзьям. Радерфорд приветствовал его и протянул ему руку.
— Мисси сказала, что ты приедешь только завтра.