После бала еще долго продолжался поток кавалеров и потенциальных женихов к дому семьи Таунсенд. Мери сетовала на через чур большое количество гостей, примечая о необходимости Мие быть скромнее, дабы не привлекать внимание окружающих к своей заурядной персоне. И стар, и мал желал заполучить руку и, наверное, сердце мисс Таунсенд, каждый стремился овладеть завидным подарком, в виде молодой жены. Но отказы поступали один за другим, пока паломничество не прекратилось.
Глава 5
«Ничто здесь не внушает любви» – думала Мия, разглядывая из окна своей комнаты белые вершины гор. Было слишком холодно и жар от камина не способен был прогревать воздух большой комнаты.
– Мия, где вас носит юная барышня? – послышалось недовольство матери, голос которой был настолько звонкий, что казалось, она находится совсем рядом.
– Уже иду – откликнулась Мия и, обернув вокруг шеи теплую шаль, спустилась вниз по лестнице.
И так начинался каждый день. Счастливые моменты, в частности бал и свадьба сестры, остались лишь добрыми воспоминаниями и казалось все это было не в этой жизни.
Следом за роскошью осени наступило волшебство зимы. Природа начала демонстрировать все капризы погоды. Ветер, дующий с гор в долины, приносил с собой большое количество снега. Работа на ферме для Мии стала большим испытанием. Всю зиму она с отцом целыми днями находились вдали от дома. Долгие разговоры в минуты досуга на бескрайних белых просторах все больше сближали их. Мия была в меру рассудительна, не предавалась философии, однако и не избегала сложившихся мнений о величии утопических идеалов. Отец Кристофер единственный кто понимал, что кроется в душе дочери. Их переполняла взаимная любовь и доверие, Мия, не скрывая своих больших надежд, рассказывала о представлениях, о чувствах, которыми, по ее мнению, необходимо руководствоваться в жизни, о вере в преобладание в человеке доброго начала, что заложено было в каждого при рождении, и по непонятным причинам , растеряно при взрослении, о значимости бескорыстия в дружбе и о значении свободы, надежда на которую живет в каждом из нас, но не всякий волен выпускать ее и давать бразды правления жизнью; Мия так романтизировала жизнь, что ее чистый разум не мог не вызывать восхищение в сердце отца. Но остановить ее, раскрыть глаза на обратную, весьма прозаическую сторону жизни мистер Таунсенд не решался; как и любой родитель, он желал, как можно дольше оттягивать момент истины, что судьба выбирает нас прежде, чем смогли бы мы сделать свой собственный выбор.
Холодные дни завершались теплыми вечерами у камина. Еще в середине осени, Агнесс, по настоянию отца, была отправлена в пансион для благородных девиц, и ее присутствие в доме чувствовалось лишь при чтении очередного письма. Мери бережно открывала каждое послание от Агнесс, и точно с интонацией написанных строк зачитывала вслух: «Дорогие мои мама, папа и Мия. Если напишу, что я скучаю, вы не поймете и доли того, насколько сильное это чувство. Но стыдно признаться, что мне и здесь нравится. У меня появилось много близких подруг. Миссис Адерли на днях сказала, что я делаю успехи в языках. Когда навещу вас, вы обязательно в этом убедитесь. С нетерпением жду каникул, чтобы крепко обнять вас.
Ваша Агнесс.»
Нелепо, по-детски, Агнесс присылала коротенькие письма, которые создавали в доме бурю эмоций и разговоров о ней самой.
– Она делает успехи, моя девочка делает успехи, вы это слышали, мистер Таунсенд – причитала с гордостью и грустью Мэри.
– Полно, дорогая – мирным голосом ответил муж – ваша девочка взрослеет, нельзя же все время так о ней тревожиться, она в надежных руках. Тем более, моя дорогая Мери, у вас еще есть две дочери рядом.
Но эти слова не были для миссис Таунсенд утешением, так как свойством ее характера было создание большой проблемы и страдать от нее напоказ всем обитателям дома.
Так и прошла зима, каждый день был похож на предыдущий. Редкие встречи с Минни на Светских ужинах, переписка с Китти Флетчер, которая отправилась в родительское имение в Лондон, были единственным утешением в замершее время года. Однако будничность разбавлялась еще визитами к Келли, которые по большей степени занимали Мери Таунсенд, чем остальных членов семьи. Мери с дочерью устраивались в отдалённой части гостиной, где мать почти шепотом, будучи уверенной в необходимости ее советов, говорила о всех хитростях и уловках, которые необходимо было применять в отношении супруга. Келли, по старой привычке, покорно, не перебивая мать, слушала все, однако вряд ли эти наставления имели применение в семье Такер.