Настоять на своем Мери Таунсенд почти всегда удавалось. Включив свое женское обаяние с примесью слов о том, как много она потеряла, посвятив свою жизнь браку в нищете, тем самым пользуясь положением пострадавшего, она смаковала каждую мелкую победу над мужем и остальными домочадцами, считая это лучшим приемом в супружеских отношениях. Назвать их союз почти святым было невозможно. Как и подобно всем земным, обременённым брачными узами и тяготами, вытекающими из воспитания детей, нередко случались и словесные перепалки между главными фигурами семейства. Кристофер был весьма вспыльчив в своем нраве, но благоразумие всегда вовремя брало верх над изъяном характера, тем самым уступая Мери и ее настойчивости, с которой она оглашала свою правоту. Так же и в это утро, никто не осмеливался задавать вопросы с уточнением, насколько сильны мотивы вывести в свет Мию и чем они продиктованы. Миссис Таунсенд тут же распорядилась о приготовлении к балу, заказала для Мии платье у лучшей модистки, так уж она любила, если появляться в свет, то быть на пьедестале превосходства.
Все последующие дни мысли Мии были заполнены только предстоящим событием, живая страсть, которая никогда не угасает в ней, разгорелась с большей силой и охватила ее целиком. Мия жаждала любить и принимать это светлое чувство, быть необходимой кому-то, но давала себе отчет, вспоминая свое решение в церкви. Минни же, не строила планы на возможное зарождение любви, но составив компанию Мии, не прочь была и поговорить на эту тему. Большая радость Минни заключалась в том, что не так волнительно ей будет там, рядом с близкой подругой. Они принимали надвигающийся день как увлекательное приключение, в котором, возможно, их судьбы удивительным образом приобретут другой курс развития. Они каждый день катались верхом, нескончаемо обсуждали предстоящее событие, и дали обещание друг другу оповестить первыми о замужестве, если им поступит предложение, словно в этом заключалось все будущее, которое они могли себе вообразить.
Глава 4
Время шло мучительно долго, однако, когда наступил долгожданный день, все прожитые дни показались мигом. Ожидание предстоящего первого выхода скрашивалось подготовкой, в которой Мие несколько раз необходимо было отправляться на примерку, каждый день после завтрака выслушивать поучения и наставления матери о манерах и правилах этикета, о том насколько безжалостны и ядовиты бывают языки человеческие и что любая ошибка может стоить репутации. Так много Мия еще не проводила времени с матерью. Искренне переживая о добром имени фамилии, Мери, с точностью того, чему учила ее мать, передавала знания дочери. Чувство материнского долга, ощущение, что вина за ошибки Мии ляжет не на дочь, а на нее саму, миссис Таунсенд старалась как можно тщательнее подбирать слова и доходчиво объяснить все исходы, которые превратят жизнь юной девушки в сущий кошмар, если она своевольно примет решение, противоречащее условностям света. Постепенно в Мие зарождалось ощущение зависимости от общества, от мнений, от родительской воли, и очередной разговор с матерью, словно свинцовой сетью накрывал ее полностью, сковывая движения и превращая свободу неба над головой в решетку узника. Однако, надежда, что все поправимо, что свет можно обойти без причинения вреда семье и себе все же теплилась и ничто не могло омрачить день, в который Мия входит как взрослая девушка, способная и готовая любить.
Бал оказался превыше всех ожиданий. Толпа удивительно красивых людей, шум от разговоров вперемешку с музыкой и звоном бокалов, тысячи свечей, все это приводило в восторг впечатлительную Мию. Посреди танцевального зала на массивных цепях, точно якорь, брошенный из рая, висела внушительных размеров люстра. Она казалась похожей на горящий шар, и на мгновение Мие почудилось, что это собственное солнце, которое вдова Форбс могла себе позволить из тяжести жить с остальными, недостойными ее людьми, под одним светилом.
Миссис Форбс постаралась в безупречной организации приема. Когда супруги Таунсенд с дочерью вошли в общий зал, все взгляды были обращены на них. Мия, в недоумении, обратилась к отцу:
– Папа, у меня выбились волосы?
– Ты превосходна, моя голубка – с восхищением и безграничной любовью, не скрывая этого, ответил отец.
Мия смотрелась выгодней остальных молодых девиц. На ней было платье нежно голубого цвета, почти белого. Талия обтянута шелковой лентой сочно синего цвета, и такая лента заплетена в густых темных волосах. Плечи, с выступающими ключицами, придавали телу ощущение хрупкости, однако таковой ее не назовешь. Пухлые темно алые губы правильной формы и слегка заостренный овал лица делали ее образ изящным и сказочным. Невероятно большие выпуклые глаза, в которых игриво отражались блики света, выдавали ее детскость и неосведомленность в постыдно-тайных вопросах. С детства приученная хранить честь родительского дома, ее манеры и поведение в обществе отличались сдержанностью, за что мистер Таунсенд наполнялся гордостью, увидев ее на фоне остальных барышень. К удивлению матери, Мия оказалась настоящей красавицей, способной стать светской обольстительницей мужских сердец. Ее черты лица напомнили Мери ее саму, но Мие они не прибавляли годы, напротив, делали ее еще более нежной и юной. Миссис Таунсенд, отвлеклась от разглядываний собственной дочери, отыскала в толпе Келли и торопливо направилась к ней. Отец передал Мию в надежные руки миссис Гордон и Минни и присоединился к жене. После того, как гости достаточно времени потратили на отвлечение от веселья для разглядываний семьи Таунсенд, они все же вернулись к своим прямым желаниям – коллекционировать количество танцев. Кавалеры наперебой, но не забывая о деликатной почтительности, занимали очередь в списке претендентов на танец к молодой мисс Таунсенд. Так в ходе бала Мия не пропустила ни одного танца, Минни же довольствовалась возможностью танцевать лишь с двумя кавалерами и то, ее дядюшками.