— Может быть, вы и правы, Виктор. Может быть, я должен был взять вас, а не ее. Она мне так иногда надоедала своей болтовней о детских подгузниках и отлучении от груди. Пару раз я даже начинал дремать; моя сигара падала на пол.
— Правда? — На его лице слабая улыбка.
— Да! Мне было очень стыдно!
— Качка уменьшилась. Не хотите ли подняться на палубу?
Мы встаем, хватаемся за поручень и поднимаемся навстречу бьющему в лицо ветру. Тауск прав: море успокаивается и видимость улучшилась. На палубе мы опираемся о перила, вдыхаем соленую пену. Это возвращает меня к моему путешествию в Америку — я так же стоял на палубе, опираясь о перила, а по бокам от меня были Юнг и Ференци. Мы анализировали сны друг друга. А потом провели тот необычайный сеанс. Я вам о нем не рассказывал. А теперь, боюсь, уже поздно. Ну да ладно!
— Сегодня ночью мне приснилась фрау Дейч, — стараюсь я перекричать ветер. — Мне снилось, что она умерла.
Он кивает, но мне кажется, моих слов он не расслышал. Я беспокоюсь об Анне. Удар. Почему мне это приснилось?
Он вскидывает руку:
— Белые утесы!
Я всматриваюсь и тоже вижу их в голубом просвете: Дуврские утесы.
— Хорошо, я вас прощаю, — говорит он со вздохом, переходящим в кашель. — Но сколько человек из вашего окружения покончили с собой! Федерн, Зильберер, Вейнингер, Штекель, Карин Штефен, Евгения Сокольницкая, Татьяна Розенталь, Шреттер, Мейер, Пек, Кахане, Хонеггер, фрау Кремцер, Вайсс, ваша племянница Мауси, я сам, а еще, возможно, Эмануил и, возможно, Йон…
Я мрачно улыбаюсь:
— Так-то оно так, но я выжил, несмотря на все покушения на мою жизнь.
Я рассказал почти все о моей краткой встрече с Тауском. Я ясно дал ему понять, что приезд его ко мне в Лондон нежелателен. Он сказал, что работает над темой печали Шхины. По его мнению, Шхина печальна потому, что пытается дать жизнь как можно большему числу созданий, старается давать жизнь «с избытком», если воспользоваться новозаветным выражением.{159} Но даже если она даст жизнь бессчетному числу тварей, останется столь же бессчетное число тех, кто готов к жизни, но не получает ее. Тауск называет эту работу логическим продолжением своего раннего исследования по шизофрении.
Он всегда был оригинальным мыслителем, но, увы, слабохарактерным человеком. Он слишком легко влюблялся, и это сделало его жестоким. Никогда не доверяйте голубоглазым блондинам.
глава 44
У доктора Тод устрашающая внешность. Она живет в викторианском доме — довольно бестолковом сооружении. Этот дом, под названием «Три Ларца», расположен у самых белых утесов. У доктора Тод репутация человека, который видит людей насквозь. Анна решила, что мне следует побывать у нее; она явно рассчитывает, что длительный анализ вызовет у меня интерес и смерть можно будет отложить.
Я лежу на ее лиловой кушетке; она сидит позади меня. Она вовсе не намерена давать мне свободно растекаться ассоциациями; она обрывает меня…
— Где вы были до рождения?
— Не знаю.
— Кто были ваши родители?
— Точно не знаю.
— Кто ваша жена?
— Тоже не знаю точно.
— Итак, профессор, ваша дочь прислала мне ваши незавершенные мемуары. Я прочла их с интересом. Там, конечно, много вранья и других самооправданий, но это, как вы и сами знаете, дело обычное, к тому же ложь гораздо поучительнее правды. Я бы сказала, что вы — безумное нагромождение иррациональностей. Всю жизнь вас преследовали бесы. Поэтому вы и пытались выставить свою жизнь упорядоченной и рациональной; вы всех дурачили. Втайне, причем даже себе вы не отдавали в этом отчета, вы хотели, чтобы каждый был пьян сексом, поэзией, сказочной внутренней драмой. В каждом мужчине вы видите Эдипа, а в каждой женщине — Электру. Вы одержимы людьми, вы жаждете чувственно познать всех, кто живет на земле, всех, кто жил прежде. Но это невозможно — даже для вас… Мне понравилась ваша мысль о том, — продолжает она после долгой паузы, — что жизнь — это перепевы нескольких важных сновидений. Но вы остановились на полпути. А между тем целое столетие истории — лишь маленький фрагмент сна, который видит Шхина. Надеюсь, что помогла вам. С вас двадцать гиней.
Я, заикаясь, как в детстве:
— И… это все?
— Да. Я не поклонница долгого анализа. До свидания.
глава 45
Зависть!
Хлопаю себя по лбу, удивляясь, что не понял этого раньше. Никакого удара не было! Елена Дейч всегда завидовала Анне. А моя дочь, чувствуя это, решила не отвлекать на себя внимание на ее похоронах. Ну конечно же!