Накинув на голову капюшон куртки, Владик, с дробовиком на плече и с двумя канистрами в руках, вышел во двор и спустился с крыльца. Из дальнего погреба донесся приглушенный вой – то затянул свою зловещую песню Ивашка-нежить. Владика при одних звука сего заупокойного песнопения бросило в дрожь. Он категорически не одобрял содержание мертвецов в качестве домашней живности. И пусть Ивашка сидел в глубоком погребе, откуда он никак не мог выбраться, легче от этого не становилось. Владику было страшно просто из-за одного того факта, что рядом, буквально в двух шагах от дома, в яме сидит мертвец. Присутствие этого существа не давало Владику спокойно спать по ночам. Стоило старому дому издать какой-нибудь скрип, как Владик в страхе вскакивал с постели, разбрызгивая трусливый пот и задыхаясь от ужаса. Ему чудилось, что во тьме к нему медленно подбирается просроченный Ивашка. Иногда воображение подбрасывало дивные картины – Владик спит, весь такой беспечный, а над его сопящим телом стоит чудовище с выгнившими глазами и губами, с провалившимся внутрь черепа носом, черное и страшное, источающее могильное зловоние. Это Ивашка вылез из своего погреба, и явился перекусить. Не ведая, что поздние ужины плохо сказываются на фигуре, мертвец нависает над мирно спящим Владиком, разверзает свою пасть, полную черных гнилых зубов, и со смачным чавканьем впивается в сочную плоть жертвы.
Нафантазировав себе такого на сон грядущий, Владик потом полночи лежал с вытаращенными от ужаса глазами, прислушиваясь к каждому шороху и скрипу. А когда однажды он услыхал во тьме зловещей быстрый топот крошечных ножек, то разразился таким неистовым криком, что разбудил и напугал всех домочадцев. Цент с перепуга решил, что силы ада пришли по его душу, и, не успев продрать глаза, открыл огонь из пистолета, который прятал под подушкой. Когда же, после всеобщего переполоха, выяснилось, что причиной паники была крошечная мышка, Владик подвергся суровому наказанию. Цент легко изловил грызуна, который бестолково метался по комнате, протянул пищащий комочек шерсти Владику, и приказал сатанинским гласом:
– Ешь!
– Мышку? – ужаснулся бледный и потный от пережитого ужаса программист.
– Да, ее.
– Но она же сырая. И живая.
– Или ты ешь мышку, или тебя ест Ивашка. И поверь, его не смутит, что ты живой и местами сырой.
Владик схватил мышку и сунул ее в свой рот. Куснул два раза, после чего бросился из избы во двор, где его долго и яростно рвало частично переваренным луком.
В том, что ему повсюду мерещатся монстры, Владик винил свою расшатанную нервную систему. И, конечно, присутствие поблизости тухлого Ивашки ей на пользу не шло.
Дождь, как будто, слегка прибавил интенсивности, сильный холодный ветер зловеще завывал в кронах деревьев. Ивашка вторил ему из погреба, чуя приближение ночи. А по ночам зомби любили выть. Не все, но многие из них. И от этого воя волосы вставали дыбом.
Владик миновал подворье, и быстро засеменил по узкой тропинке мимо длинного огорода. В ясную погоду, случись она, сельский пейзаж, вероятно, выглядел бы вполне мирно и местами живописно, но сейчас, в сгущающихся сумерках, он производил пугающее впечатление. Пышные заросли лопуха ужасали – под огромными зелеными листьями вполне мог притаиться мертвец, выжидающий, когда рядом с его логовом пройдет беспечная добыча. Куча навоза, заросшая высокой крапивой, ввергала в трепет – Владику все время казалось, что под слоем навоза таится чудовище. Таится и выжидает удобного момента.
Над головой клубились низкие тяжелые тучи, ветер то и дело срывал с головы капюшон. Гнусный дождик превратил тропинку в грязевое месиво, и Владик, глянув на свои кроссовки, успевшие густо покрыться черноземом, запоздало пожалел, что не надел вместо них резиновые сапоги. Вероятно, он пожалеет об этом еще сильнее, когда придется спускаться к роднику.
Родник! Владик содрогнулся от ужаса и резко остановился. Живот скрутило кишечным спазмом, колени ослабли, и он едва не повернул обратно. Цент, конечно, будет в ярости, если ночью не получит своего чая. Вероятно, побьет. Может вновь заставить съесть какую-нибудь гадость. Но Владик придерживался того мнения, что лучше быть битым и вкушать живых мышей, чем не быть вовсе.
И все же он постарался взять себя в руки, изо всех сил пытаясь убедить себя в том, что его страхи, в данном случае, носят иррациональную природу. Пожалуй, так оно и было. После зомби-апокалипсиса в мире появилось немало того, чего стоило бояться на самом деле. А то, чем ужасал его родник, к их числу не относилось.