— Ну что, брат, до встречи?
По очереди обнявшись со каждым из тринадцати провожающих, Демид глубоко вздохнул, прощаясь с привычной обстановкой и кругом общения. Еще раз огляделся, со значением всем подмигнул, и пропал за фигурой кондуктора, зайдя в зеленый вагон. Нашел свое место, успокаивающе улыбнулся жене, шикнул на старшенького, чтобы тот сидел спокойно, и пошел проверить — как там устроился десяток его новых подчиненных, до недавнего времени работавших в фабричной охране. Все, как и он, были семейными мужиками, все отслужили свое в Пограничной страже, много знали и еще больше умели, вот только, в отличие от него, ехали на Дальний Восток не в долгую командировку, а навсегда. Чтобы осесть там на земле, и спокойно жить и работать… Амурскими егерями. И то, что их только десять, никого не смущало — ранней весной следующего года из Сестрорецка отправятся по их следу новые десятки. И будут они выезжать до тех пор, пока дальневосточные владения князя Агренева не станут полностью защищены от разных там браконьеров и воров, а его работники от любых посягательств на их жизнь и здоровье.
— Двинулись, что ли?
Словно навсегда прощаясь с городом, тоскливо завыл паровозный гудок…
Ту–у!..
Оставшиеся на перроне экспедиторы, терпеливо дождались отправления состава, молча переглянулись и зашагали в поселок, проигнорировав все зазывания и вопросы привокзальной извозчицкой братии. Еще недавно их было пятнадцать и все было хорошо — а теперь командир ими недоволен, вдобавок один уехал, а второй… Второй навеки упокоился в закрытом, и очень добротно заколоченном гробу: тело Глеба, скинутое в канализационный коллектор, и вынесенное Неглинкой в спокойные струи Москва–реки (где его и увидели мальчишки–рыбаки), успело основательно испортиться и разбухнуть. Так основательно, что опознать его еще можно было, а вот нормально попрощаться не получилось. О том же самом думал и их непосредственный начальник, направляющийся от проходной на третий этаж управы — а еще невольно вспомнил, как тяжело было говорить его жене и детям о том, что их отец и муж никогда больше не вернется. Его ведь вина, он всем экспедиторам прямой начальник!.. Грузно усевшись за свой стол и оглядев сразу пять папок с важными бумагами, уже неделю ждавшими его внимания, господин Главный инспектор Русской оружейной компании обреченно вздохнул, и подтянул к себе первую укладку:
— И как–то ты, командир, только и умудряешься не потонуть в этой бумажной трясине?
В это же время, примерно в сорока верстах от Сестрорецка, стоя на утоптанной земле Ораниенбаумской Офицерской стрелковой школы, князь Агренев повел глазами по–сторонам — на какое–то мгновение ему вдруг показалось… Впрочем, нет, все было так, как и должно. Работники компании давно уже заняли свои места, оборудование (в том числе и стреляющее) было трижды проверено, а зрители, поблескивающие золотом погон, а так же лысинами и моноклями, приготовились полной мерой наслаждаться очередным «пикничком для избранных», устроенным известным оружейным магнатом.
— Господа! С вашего разрешения, я позволю себе пренебречь долгими вступительными речами, ведь краткость, присущая всем военным, является еще и сестрой таланта.
Одновременно с этим словами на дальнем конце полигона стали появляться мишени, раскрашенные весьма интересным образом — в цвета русской пехоты.
— Предположим, что вон там готовится к атаке рота. А там.
Рука в серой перчатке плавно указала на недлинный окоп полного профиля, в коем сидели шестеро мужчин в пятнистой форме, вооруженных новыми винтовками и пулеметный расчет — последний как раз сноровисто заправлял ленту — «двухсотку» в свое тупорылое орудие производства.
— Пехотное отделение при поддержке пулемета. Расстояние между ними что–то около ста саженей. Скорость передвижения мишеней соответствует таковой у бегущего во весь рост солдата, построение — согласно действующему уставу.
Многочисленные гости оживленно загудели: наконец–то получили свое объяснение несколько десятков рельсовых «ниток», проложенных прямо по полигону, пыхтящая в большой яме паровая лебедка и прочие непонятные конструкции.