Небольшой слух, ничтожная сплетня из жизни сильных мира сего — но после него молодой Агренев перестал наблюдать за лицами и разговорами в обществе, погрузившись в свои, несомненно, важные размышления. Впрочем, общество этого тактично не заметило — во–первых, время было уже достаточно позднее, и все несколько подустали. А во–вторых, некоторая эксцентричность князя была им уже знакома и привычна. Тем более привычна, что для большинства присутствующих он стал своим — а значит имел право на мелкие, и вполне простительные недостатки. Сам же князь, весь остаток раута и всю дорогу домой мучительно ворошил свою память, пытаясь понять — почему он, будучи когда–то школьником, а затем и студентом, никогда и ничего не слышал о базе флота в Либаве. И почему предложенное хитроумным министром финансов название порта в Екатерининской гавани удивительно схоже с вполне памятным ему городом–портом Мурманск.
«Черт, от всех этих размышлений скоро мозги расплавятся! И чего это меня эти мореманские дела так зацепили?».
Разум на это ответить не мог (да и не особо–то и пытался, по причине общей усталости и позднего времени), а вот интуиция беспокойно шевелилась и зудела, тихонечко нашептывая что–то такое… Неопределенное и непонятное. Плюнуть бы на все эти дела да забыть — вот только не для того он взращивал и нежно лелеял свое предчувствие, чтобы затем резко от него отказаться.
«Ладно, день был длинный, вечер тоже удался. Да и утро будет, хе–хе, тоже неплохим».
Пальцы молодого мужчины мягко изогнулись, словно бы поглаживая что–то волнующе–упругое и при этом приятно–шелковистое. Вроде женского бедра, например.
«Да и вообще — чего это я гадаю да прикидываю? Когда у меня такие славные господа имеются, как Горенин и Купельников. У первого, кстати, уже и опыт кое–какой в делах подобного рода есть. И аналитический центр скоро появится… Гм, вернее зародыш оного — когда еще из вчерашних студентов–математиков вырастет что–то путное? М–да. Хм, зато у второго нужного опыта хоть отбавляй, вдобавок имеется настоящий охотничий азарт и большущий клык на всех казнокрадов в больших чинах. И неважно, в каком ведомстве или министерстве оные заседают — Иван Иванович ко всем одинаково внимателен и предупредителен, хе–хе».
Собственно, этим и соблазнил отставного жандарма змей–искуситель по фамилии Агренев. Всего–то предложением создать и возглавить в компании небольшой отдел по выявлению и пресечению излишнего интереса. Гм, всяких там любопытных личностей. Надо сказать, что список тех самых личностей Купельников прочел ОЧЕНЬ внимательно, изредка посверкивая глазами на некоторых высоких и известных титулах. Да и заграничные фамилии чрезмерно любопытствующих личностей, вроде Тиссена или Круппа, тоже не оставили его равнодушным. Опальный офицер подумал, задал несколько вопросов… Гм, десятков вопросов. И тут же, не сходя с места, дал свое согласие.
«Ничего, коготок увяз, хе–хе, всей птичке пропасть. Горенин тоже вон, поначалу многое в штыки воспринимал. А как с первого вора стряс все, что только можно и нельзя, да увидел, как на эти деньги ремесленное училище для ребятни отстроили — сразу такое понимание открылось!».
Надо сказать, что со временем Аристарх Петрович уже и сам по себе стал по сторонам поглядывать, причем с нехорошим таким прищуром. Оценивающим. Уж больно понравилось господину главному аудитору чувствовать свою сопричастность к открытию компанией новых училищ или школ, рабочих курсов, ну и всяких там лазаретов. И кому как не ему было знать, сколько имеется потенциальных спонсоров в одной только Москве!
Легкое дуновение воздуха принесло с собой тонкий запах лаванды, до слуха сиятельного мыслителя донеслись легкие шаги, а затем на его плечи легли ухоженные женские ручки. Провели полированными ноготками по шее и щеке, опять вернулись на плечи, начав их сжимать и отпускать — на манер большой кошки, решившей поточить коготки.
— Мрр!..
Удивительно сильные пальчики вдумчиво прошлись плечам и предплечьям, уделили внимание шее, тонкими змеями скользнули под вроде бы застегнутую на все пуговички рубашку… Александр от всего этого массажного произвола лишь тихо блаженствовал, все больше и больше растекаясь в сладкой истоме.
— Мрр…
Обогнув кресло, Наталья еще дальше отодвинула желтую горку металла, освобождая место под свои упругие роскошества — после чего ими же и уселась на стол. Поправила поясок, так, что он еще больше ослабел, затем дотянулась красивой ножкой до мужского бедра и легонько коснулась, поглаживая: