Мы сидели и смотрели каждому в лицо, на кровати и ковры, и на самовар, на коричневый шкаф, где были разложены сотни две лепешек, на пиалы, и на водоем с красными рыбами между корнями деревьев.
И тут мы увидели его, чайханщика. Высокого и высохшего от жара шашлыка и самовара, с полотенцем вокруг головы, и еще одним полотенцем был обвязан рваный халат.
Он был весь какой-то нервный от суеты, руки и тело его были артистично гибки, когда он подносил каждому чайник с зеленым чаем, пиалу и лепешку на подносе. Он подносил и кланялся.
— Смотри-ка, — сказал Игорь. У него был отличный нюх на чайханщиков. Мы успели уже побывать за два года нашей дружбы по крайней мере в десяти или одиннадцати чайханах в разных концах города, и Игорь мог безошибочно, по повадкам и жестам чайханщиков, определить, какой нынче будет чай. Настоящий, вкусный, горьковатый кок-чай или дерьмо.
— Посмотрим, — сказал Олег.
— Конечно, — сказал я, — вид у них иногда бывает весьма обманчив.
— Одно я только знаю, что молодые чайханщики подают дерьмо, — сказал Игорь и вздохнул. — Как вас зовут?
— Сафар… Я хочу, чтобы в чайхану приходили все, — сказал он, — все народы. Вы заметили, что здесь никогда не дерутся и не ругаются. И каждый любит другого?
— Сафар-ака, — позвал его кто-то, — Иккита кок-чай… Два зеленых чая.
— Извините, — сказал Сафар.
— Старики, — сказал я, — вы должны благодарить аллаха за то, что я научил вас ценить кок-чай.
— Замолчи, — огрызнулся Олег.
Потом мы торжественно подняли пиалы и, отпив несколько глотков и отдышавшись, ахнули.
— Хорошо, — промямлил Игорь. Это было его последнее слово за сегодняшний вечер.
Мы растянулись в блаженстве на ковре. Небо было чистое и емкое и удивительно голубое. И жить было просто превосходно.
— Мы растяпы и головотяпы, — сказал Олег.
— Тише.
— И ты растяпа. Если ты завтра же не напишешь настоящий рассказ, я тебя убью.
Я промолчал.
— Я люблю людей, которые презирают деньги. Которые не выносят их духа, их присутствия, швыряют их, лишь бы избавиться от этой нечисти!
Игорь лежал и смотрел на небо, на удивительно чистое и емкое небо, он совсем притих, он обычно даже не дышит в такие минуты.
— Я люблю людей, — передразнил я Олега.
Он промолчал. Он о чем-то думал, лежал спиной к небу и наблюдал за красными рыбами в воде и о чем-то думал.
Голова от зеленого чая стала ясной и умной. Все было так ясно!
В одиннадцатом часу ночи, когда в чайхане стало меньше людей, Сафар подошел к нам.
— Садитесь, — сказал Олег. Мы с Игорем сели, а Олег продолжал лежать. Чайханщик рассмеялся:
— Вы уже выпили семнадцать чайников, не многовато ли?
— Вы шутите. Вам, наверное, просто некуда деться?.. Извините, — сказал он через минуту, сообразив, что сказал глупость. — Но сейчас молодежь так редко собирается в чайхане…
— Зеленый чай очищает мозги, — высказал я свои наблюдения.
— Может быть. Но сам я всегда пью черный. Привычка.
— Зеленый чай делает человека мудрым, — сказал я. — Это мои личные наблюдения. И еще, — сказал я, — зеленый чай облагораживает человека с ног до головы.
— Держи свои наблюдения при себе, — сказал Олег.
— Что-то я вас раньше не видел здесь, — сказал Сафар, перевязывая на голове полотенце.
— Мы всегда пили на Шайхаитауре. Я имею в виду последние два месяца. А до этого на Урде, на Садаре, на Болгарских огородах, пили у десяти тополей, мы везде пили.
— Эту чайхапу тоже должны снести к концу лета, — сказал Сафар и встал. — Так что пейте пока. Я здесь бываю до трех ночи.
— Спасибо, — сказали мы. Это было преимущество. Чайхана на Шайхаитауре закрывалась почти всегда в час ночи.
На следующий день Олег привел в чайхану свою дочь, семилетнюю Лену. Он шепнул мне:
— Скажи, старик. Ты должен быть, как и всякий писатель, наблюдательным.
— Что тебе сказать?
Я посмотрел на Лену. Она сидела тихо и смирно, рядом с Игорем.
— Она играет на скрипке. И еще она рассказывает мне сказки. У моей дочери очень благородная мать. Ты видишь, слепец, на лице ее благородные черты?
— Вижу, — сказал я, — но она еще совсем юная.
— Дядя — самый талантливый молодой писатель, — сказал Олег Лене. — Он напишет для тебя сказку. Садись к нему поближе.
— Пусть она сидит со мной, — сказал Игорь. — Так ей будет веселее.
— Нет, пусть он расскажет ей сказку. Попроси дядю, Ленусь.
— Дядя, — сказала Лена, — расскажите, пожалуйста, сказку.
— Что вы пристали к нему? — рассердился Игорь. — Он не знает никаких сказок. Правда же, ты не знаешь никаких сказок, Али?
— Не знаю. Я ничего не знаю. Дайте мне спокойно попить чай.
— Смешной дядя, — сказал Олег Лене. — Он пишет об узбеках по-русски. Все у него думают и говорят по-русски, и даже дети у него сидят на горшках по-русски.
— Остроумно, — сказал я.
— Тебе нравится здесь, Ленусь? — спросил Олег.
— Нет, папа.
— Нет? Почему?
— Здесь все спят.
— Я же говорил вам, — закричал Игорь, — вы терроризируете ребенка.
Сафар принес Лене сдобную булочку. Сел и начал внимательно смотреть, как она ест.
— Сегодня чай совсем замечательный, — сказал я. Сафар молча улыбнулся.
— Мне сказали, что вы писатель, — сказал он. — Это правда?
— У меня еще нет ничего дельного.
— Я тоже когда-то мечтал стать писателем. Но потом, когда столкнулся с одним из них поближе, у меня отпала охота.
— Сейчас все пишут, — сказал Олег. — Моя дочка тоже сочиняет стихи.
— Сегодня вы все шутите, смеетесь. Что-нибудь случилось? — поинтересовался Сафар.
Как-то мы сидели в чайхане и разговаривали с Сафаром, пили чай, закусывали лепешками и смотрели на красных рыб между корнями деревьев.
— Вертинский! — крикнула из окна редакции секретарша редактора. Мы застыли. Когда она так кричит, значит, что-то неладное. И вообще, когда кричала эта желчная старушка, получалось что-нибудь неладное.
— Вертинский! — крикнула секретарша редактора. — К самому главному!
Игорь встал и пошел к выходу, и все время оглядывался и жалобно смотрел на нас.
— Что-нибудь случилось? — прервал молчание чайханщик.
— Да, — сказал я.
Сидели мы долго, а Игорь все не возвращался. Потом Олег догадался. На стене висел телефон-автомат, и он набрал номер редактора.
— Иван Иванович, — извините, это Строганюк. Что-нибудь случилось с Игорем?.. Понимаю, — сказал он и осторожно повесил трубку.
— Игорю дают квартиру, — сообщил он.
— Честное слово? — Я набрал номер редактора и сказал:
— Простите, это Нуров. Это правда?
— Да, я добился для него квартиры.
— Спасибо, — сказал я и повесил трубку. Постоял немного возле автомата.
— Старики, — сказал я, возвращаясь к Олегу. — Ставлю сорок чайников в честь…
Наконец Игорь вернулся и виновато сел на край кровати.
— Ставлю сорок чайников, — сказал я.
Мы выпили не сорок, а десять чайников, больше не шло. Меньше всех почему-то пил Игорь, хотя всегда он пил в два раза больше нас. Он был толстяк, и летом внутри у него все горело.
— Поздравляю, — сказал чайханщик Сафар. — Это хорошо. Будете жить в собственной квартире. И наконец сможете забрать жену из гостиницы. И наконец она сможет родить вам ребенка.
Он знал все о нас, этот Сафар. Все чайханщики Ташкента знали о нас все.
Мы молчали, смотрели на Игоря и улыбались. А он, идиот, почему-то стеснялся, что ему повезло наконец.
Затем мы отправились смотреть его квартиру. Это были две шикарнейшие комнаты с красивыми обоями, затем была кухня с газовой плитой и удобный туалет с блестящим писсуаром и ванной.