— Нет. Когда я отошла от окна, они поклонились мне и уехали.
— Видишь, как он деликатен и уважает женщин… Я решительно не понимаю твоего смущения.
— Я сама не могу объяснить его причины, — промолвила Диана, припав головой к груди мужа.
— Это просто ребячество, милая Диана… Тебе нечего опасаться. Я люблю тебя, разве я не буду вечной преградой между несчастьем и тобой?
— Да, это правда! О, мой милый, как ты добр… как я тебя люблю!
Глава XX
ВИОЛА РЕНИ В ПАЛЕ-РОЯЛЕ
Было десять часов вечера, толпы придворных кавалеров и дам наполняли гостиные и галереи Пале-Рояля.
Лакей подошел к маркизу де Тианжу и тихо сказал ему:
— Господин маркиз, одна дама с неизвестным господином желает говорить с вами…
— Имя этой дамы?
— Виола Рени.
— Проведите ее в малую гостиную, я сейчас приду туда.
— Эта госпожа, — продолжал лакей, — желает остаться под вуалью, если только его высочество примет ее при всех.
Лакей ушел, а де Тианж отыскал регента, объявил ему о прибытии Виолы Рени и передал ему ее желание.
— Пускай же она немедленно явится сюда, — ответил Филипп. — У нее, должно быть, есть причины не поднимать вуаль. Такая красивая женщина не будет скрывать своего лица без особой причины…
Во время этого разговора к регенту подошел де Салье и поклонился ему.
— Почему вы один? — строгим тоном спросил Филипп. — Где же госпожа де Салье?
— Она в покоях госпожи де Бронкас и ожидает вашего позволения явиться, ваше высочество!
— Наконец-то! — улыбнулся регент. — Вы представите нам маркизу немного позже, теперь же я приму итальянку Виолу Рени.
Дверь отворилась, и в комнату вошел де Тианж. Он держал за руку молодую женщину, которая величественно шла, в длинном платье огненного цвета; лицо ее было закрыто густой вуалью.
За ними следовал Жерар. Он был бледен и мрачен, лицо его выражало сильнейшее беспокойство. Регент подошел к Виоле Рени, которую уже успела окружить толпа любопытных.
— Будьте нашей желанной гостьей! — сказал он. — Вы прославились изучением одной из самых чудных и таинственных наук. Здесь вы найдете верующих и уважающих ваши познания зрителей.
— Тем хуже, ваше высочество, — ответила Виола Рени. — Я бы желала лучше встретить сомневающихся во мне и противоречащих, чтоб быть в состоянии доказать им свою силу. Я прошу, чтобы мне верили только тогда, когда я доложу, что я есть и что я могу… Я другим предоставляю труд разживаться и отыскивать расположение высших мира сего. У меня лишь одно желание, одна гордость, одна воля — это доказать вашему высочеству, что для меня не существует слова «неизвестность»; я читаю в сердцах человеческих, как в открытой книге, и прошедшее, и будущее.
Эти слова произвели большой эффект. Всех поразила свобода речи, гордое презрение и уверенность в себе.
Филипп Орлеанский с восторгом смотрел на окружающих. Взглядом своим он хотел сказать:
«Вы слышите, что она говорит? Кто может подозревать такую женщину в обмане и шарлатанстве? Она говорит искренне. Благодаря силе науки мы все в ее руках!»
— Сколько слушающих сейчас, — продолжала Виола, — думают про себя: это невозможно! Но они ошибаются. Ничего нет невозможного для женщины, от которой нет ничего сокрытого. Вам стоит лишь пожелать, и вы сейчас же увидите, что я говорю правду.
Де Салье, привлеченный любопытством, слушал ее, как и остальные. «Странная женщина! — думал он. — Голос ее волнует меня, пробуждает в моем сердце забытые страдания… Мне хотелось бы видеть ее лицо…»
— Вы слышали, господа, — сказал регент, — что можете свободно спрашивать ясновидящую. Кто желает?
Конечно, желали многие, но никто не решался начать первым. В зале наступила тишина, к счастью, прерванная виконтом де Фан-Авеном, который, выступив вперед, сказал:
— Именем святой Анны я хочу спросить предсказательницу…
Послышался общий хохот.
«Все эти господа, — подумал Геркулес, приосанясь, — приходят в восторг, слушая меня… Стоит мне раскрыть рот, и все уже смеются!»
— Спрашивайте же, — велела Виола, — я буду отвечать.
— Ну, скажите мне поскорее, что я такое и что я думаю?
— Вы, — ответила Виола, — неотесанный дворянин, приехавший из своего захолустья со смешными претензиями…
Снова послышался взрыв хохота, громче прежнего.