Сердце ее билось, она опустила голову и задумалась.
— Что с тобой случилось, сестра? — спросила Иоанна.
— Ничего. Мне пришла в голову сумасшедшая мысль. Я испугалась.
— Чего ты испугалась?
— Ты присматривалась к физиономии капуцина? Не заметила ли какого-нибудь сходства?
— Не заметила.
— А я тебе скажу, что этот человек не монах вовсе, не старик, ему самое большее тридцать лет, и я уже где-то встречалась с его огненными проницающими глазами.
— Но он говорит в нос и притом по-латыни.
— Донат говорит в нос, а Рауль знает латинский язык.
— Если так, то нам следует сообщить наши подозрения твоему отцу. Очевидно, переодевшись, этот человек должен иметь дурные намерения. Я сейчас же побегу сообщить.
— Остановись! Отец только посмеется над нашими подозрениями. Притом очень может быть, что этот человек настоящий монах.
— Значит, ты не уверена? Тем лучше! Какое нам, в сущности, дело: ряса ли не пристала этому человеку или человек этот не стоит рясы?
XXII
Бигон, согласно всегдашней своей привычке, принялся болтать с дворней. По его выражению это значило разведать почву под ногами. При этом он врал и хвастался с такой дипломатической ловкостью, какой ему, вероятно, позавидовали бы многие государственные люди. Но на этот раз выпытывания не привели ни к чему. Никто, правда, ничего не скрывал, но все повторяли одно и то же, и это-то единогласие суждений и приводило в отчаяние Бигона.
В этом замке не было тайн, не было интриг, обманов, никаких неудовольствий, согласие царствовало повсюду. Можно было пожалеть Мессиака.
В особенности не понравилась Бигону неизменная система, точность жизни всех этих людей, трудолюбивых, как пчелы, и воздержанных, как немногие монахи. Он скучал. Не имея лучшего развлечения, экс-купец отправился за ворота и, усевшись на каменную скамью, принялся отыскивать на небе между звездами «колесницу Давида» — созвездие, состоящее из двух звезд. Меньшая звездочка этого созвездия, по уверению кумушек тогдашнего времени, при конце мира должна была упасть на большую и тем сотворить катастрофу.
Спустя полчаса Бигон крепко спал, позабыв о своих созвездиях, сиявших над его головой. Тяжелая рука, внезапно упавшая на его плечо, заставила его проснуться. Он увидел перед собой монаха:
— Что вам от меня угодно, святой отец?
— Тише! И ступай за мной.
— Но, но! Что за фамильярность, господин монах! Или ты думаешь, что мы с тобой вместе отправляли обедню! Ошибаешься, и голова твоя, очевидно, не умнее кочана капусты.
— Молчи, негодяй, и следуй за мной.
Голос, отдавший это приказание, показался Бигону знакомым. Он соскочил и вытянулся.
— Вы, должно быть, меня хорошо знаете, если так фамильярны.
— Ступай за мной без рассуждений.
Подстрекаемый любопытством, Бигон пошел за монахом в глубину двора, там в тени стен этот последний остановился и произнес своим натуральным голосом:
— Желаешь, негодяй, заработать десять пистолей?
— Ах, это вы, светлейший граф! Теперь я узнаю вас по вашей щедрости.
Каспар д'Эспиншаль (а это был он) вынул из-под рясы небольшую книжечку — молитвенник в богатом переплете и, показывая, спросил:
— Видишь эту книжку?
— Самым доскональным образом.
— Получишь десять пистолей, если успеешь передать эту вещь девице Одилии Шато-Моран или положить ее в комнате этой особы.
Бигон почесал нос.
— Гм! — произнес он. — Будь эта книжечка только простым молитвенником, передача не затруднила бы меня. Но я подозреваю: в ней заключаются, кроме святых молитв, другие вещи, не столь благочестивые.
Каспар д'Эспиншаль улыбнулся.
— За передачу одного молитвенника ты бы и не получил десяти пистолей; молитвенник я бы мог сам передать.
— Ваши речи, светлейший граф, я давно заметил, отличаются всегдашней ясностью. Делать нечего, доверьте мне это дело, я попытаюсь.
Получив книжечку и оставшись один, Бигон принялся философствовать.
— Клянусь брюхом папы! Это неожиданная история. Но прежде всего посмотрим, где скрыта конфета? А, вот и конфета! Между листами книги… Гм! Граф мот и транжира первого сорта. Выдумал же пересылать письмо в такой дорогой книжке. Да за нее книгопродавцы в Перниньяне дадут двадцать пистолей. Двадцать и двадцать — составят сорок пистолей. Решено, я доставлю по адресу конфету-письмо, а книгу спрячу у себя.