Да он уж совсем не такой крепкий! Арак, который мы пили на Евфрате натощак после целой ночи скачки, был гораздо крепче.
Сад Курзала примыкает к саду Офицерского клуба. Я слышу, что меня оттуда кто-то окликает:
— Домэвр?
Это Рош, военный инженер.
— Иди сюда.
— Нет, ты иди…
Он подсаживается ко мне.
— Тебя целый день искал Вальтер.
— Вальтер? Я вздрогнул.
— Да, он только что приехал. И послезавтра уезжает в отпуск на «Лотосе».
Вальтер, Боже мой! Командир второй роты мегаристов в Пальмире, мой самый близкий друг, мой старый товарищ! Вальтер! Три года страданий и общих ребяческих радостей сразу встают перед моими глазами.
— Он будет в восемь часов обедать в клубе. Он просил, чтобы ты его подождал.
— Извинись за меня. Я не могу. Я приглашен на сегодняшний вечер.
Рош покачал головой.
— Он будет огорчен.
— Пусть извинит меня! Мы позавтракаем вместе завтра, наверное.
— Завтра он не может. Он завтракает у генерала де Лямота.
— Черт возьми! Ну, так завтра вечером. Встретимся здесь в семь часов. И скажи ему, что мне очень досадно.
— Я ему скажу, но он будет очень огорчен… Я надеюсь, что ты отказываешь Вальтеру не для того, чтобы обедать с этим?
Перед террасой я вижу Гобсона в автомобиле. Он машет мне своими длинными руками. Мне некогда объяснять Рошу… Да и к тому же — какое ему дело?
Автомобиль Гобсона мчит нас. С какой-то радостью, смешанной с любопытством, я смотрю на развевающийся на передке британский флажок. Странная вещь жизнь!
Гобсон правит сам. Это не мешает ему повернуться ко мне.
— Я получил рецепт «Метрополитена», — с гордостью заявляет он.
Мы едем вдоль площади Пушек. Приходит мой черед удивить его:
— Вы знаете, что я получил назначение в Бейрут?
— А, очень рад! — замечает он. — На какой род службы?
— Второй отдел, разведка.
У него вырывается жест удивления. У меня такое впечатление, что он ничего не знал.
— О, так, значит, мы с вами теперь собратья по ремеслу! Это, право, очень любопытно.
Автомобиль останавливается у дверей французского ресторана.
— Я вас привез обедать сюда, — говорит он, — потому что здесь подают в саду. Ночь чудесная, и москитов мало.
По-видимому, он не очень обеспокоен, узнав, что я являюсь его противником.
И вот мы сидим за столиком друг напротив друга. Гобсон составляет меню. Его рыжие брови сосредоточенно хмурятся, образуя складку на лбу. Горлышки бутылок выглядывают из ведерок со льдом. Я чувствую себя так же напряженно и бодро, как в утро наступления, когда на рассвете просвистит, бывало, первая пуля и верблюды поворачивают свои длинные лысые шеи в ту сторону, откуда она летит.
— Майор!
~— Зовите меня просто Гобсон.
— Хорошо. Итак, Гобсон, я задам вам первый вопрос. Вы мне ответите?
— Спрашивайте.
— Каким качеством должен, по-вашему, обладать хороший офицер службы разведки?
— Ваш вопрос очень странный, — заметил он.
Его глаза блуждают вдали по черному рейду, где мелькают красные огоньки.
— Вы можете мне ответить?
— Гм! Могу. Первое — сильно любить свою страну, — при всех обстоятельствах любить ее.
— Это само собой разумеется. А затем?
— А затем… Надо быть не совсем дураком.
— Согласен. А затем?
— А затем, затем — быть сильным, спортсменом, — вы понимаете: никогда не знаешь, что может случиться.
— Хорошо, а еще что?
— А еще… Он колебался.
— А еще что? Вы не хотите мне сказать?
Он всматривается в меня долгим пытливым взглядом.
— После, — серьезно отвечает он.
II
Мое свидание с Вальтером было назначено на семь часов вечера. Я провел день не безмятежно фланируя, как предполагал, а выполняя кое-какие мелкие дела. Прежде всего — формальности по выписке из госпиталя. Меня облепил целый рой врачей, служителей, сиделок. Казалось, я уезжал на Антильские острова, а не оставался в Бейруте. Предупредительность этих славных людей не помешала, однако, тому, что один из моих погребцов делся неизвестно куда, и мне пришлось потерять чуть не все утро на его розыски. Затем не оказалось свободных автомобилей. Меня заставили потерять целый час в ожидании машины, которая так и не явилась. Было уже за полдень, когда, потеряв терпение, решили предоставить мне коляску. Я вздохнул с облегчением, когда она помчала меня наконец, со всем моим багажом, по направлению к зданию депо.
В Киликии я знал капитана де Таверно. Мне даже не понадобилась рекомендация полковника Приэра, — он сам предоставил мне лучшую из комнат, какими он располагал. Я не спеша приступил к своему скромному устройству, тем более скромному, что при мне находилась лишь незначительная часть моего багажа. Остальное — несколько ковров, тканей, книги — осталось в распоряжении мегаристов, в Пальмире. Нечего было и рассчитывать получить их раньше двух недель. В ожидании я устроился как только мог лучше с философским спокойствием человека, в течение семи лет не спавшего и двух ночей подряд в постели. Постель в моей новой комнате показалась мне комфортабельной. Сетка от москитов была почти новой. Но что значат все эти мелочи для человека, сердце которого переполнено радостью, подобно моей!
Здания депо расположены приблизительно в двух километрах от города, по дороге в Дамаск, немного не доезжая виллы верховного комиссара. На трамвае, который останавливается как раз в этом месте, можно доехать в четверть часа до самого Бейрута. Я не сел на трамвай и опять позволил себе роскошь проехаться в коляске. В то утро я уже начал тратить двухмесячное жалованье, которое не трогал в течение своего пребывания в госпитале. Редко мне случалось чувствовать себя таким богачом. Тем не менее дорогой я, для очистки совести, сделал маленький подсчет. Поездка из депо в город стоила двадцать пять пиастров, то есть пять франков. Значит, если каждый раз для этой поездки нанимать экипаж, то это будет мне стоить двадцать франков в день. Двадцать франков! Семь тысяч триста франков в год — треть моего жалованья. Об этом нечего было и думать. На секунду я вспомнил о Гобсоне, у которого был собственный автомобиль. Но, клянусь, ни капли горечи не примешивалось к этому простому констатированию факта. Я с легким сердцем следовал великому принципу французских офицеров за границей, который заключается в том, чтобы жить лучше, чем живут их иноплеменные соперники, располагающие в два или три раза большими средствами.