Верховный ярл Эгиль Стирбьорн сидел на деревянном троне, вырезанном в виде двуглавого дракона, когтистые передние лапы которого служили подлокотниками, а развернутые крылья - спинкой. Ярл был могучим человеком, высоким и мощного телосложения, несмотря на годы. Бьярки чувствовал, что воля богов коснулась верховного ярла - по коже провидца поползли мурашки, и едва слышный гул ощущался в затылке. И в бороде, и в длинных светлых волосах Стирбьорна уже блестела седина, но ледяные серые глаза сияли силой и энергией.
За столом с ним пировали его жены и дочери. Самая младшая жена, воплощение норсканской красоты - высокая, сильная и гордая - сидела рядом с супругом, прижавшись грудью к его могучей руке. Младшая дочь ярла была еще младенцем, а старшая уже перешла тот возраст, когда можно рожать детей. Впрочем, это было в точности неизвестно, ибо ни один вождь скелингов не позволял дочерям выходить замуж, прежде чем у него родится сын и наследник.
- Я видел ее, мой ярл, - сказал Бьярки, татуированные губы провидца едва заметно изогнулись в улыбке.
Все глаза обратились к нему, и разговоры за столами стихли.
- Я видел ее в кровавом видении, - сказал провидец, - посланном самими богами.
Жены и дочери Стирбьорна переглянулись, и вождь скелингов слегка склонился вперед.
- Говори яснее, Маленький Медведь, - сказал Стирбьорн.
- Я видел ту, которая родит тебе сына, - произнес шаман скелингов.
Единственным звуком в зале был треск пламени и вой ветра снаружи.
- Где? - прорычал Стирбьорн.
- За морем, в стране всадников-южан. В Бретонии.
ГЛАВА 1
Сучья деревьев скрипели и стонали над головой, ледяной ветер шелестел в ветвях, словно последнее дыхание умирающего. Острые прутья до крови царапали руки Элизабет, когда она пробиралась сквозь заросли.
Шлейф ее платья был изорван и запачкан, пряди волос выбились из прически, цепляясь за ветки.
Дикая чаща, казалось, сопротивлялась каждому шагу Элизабет, и девушка начала думать, что за этим стоит какой-то злой разум, некая темная воля, таившаяся в сердце леса и препятствовавшая попыткам человека проникнуть в его пределы.
Элизабет содрогнулась от этой мысли, осознав, что она недалека от истины. Все те страшные истории, которые она слышала, утверждали, что ведьма Хегтесс обладает некоей властью над лесом. И благодаря этой власти, те, кто приходил с враждебными намерениями, или просто те, с кем ведьма не хотела встречаться, теряли путь в лесу и снова выходили к его краю, вместо того, чтобы углубиться в чащу. Лишь по этой причине Хегтесс не была повешена еще десятилетия - если не век - назад. В действительности многие уже считали, что ведьма - не более чем местное суеверие, страшилка, чтобы пугать детей.
Но Элизабет знала, что ведьма Хегтесс - не выдумка, потому что уже приходила к ней раньше. Девушка давно прокляла тот день, и при воспоминании об этом ее стройное тело сотрясли рыдания.
Она едва осознавала, зачем пришла к ведьме снова. Или это стыд за содеянное привел ее к тому месту, откуда все началось? Ее негодование, гнев, отвращение к себе?
«А куда еще идти?», с горечью подумала она. Теперь девушка была изгоем, и ее жизнь ничего не стоила.
Снова она увидела своего возлюбленного Калара, чье лицо было искажено ужасом и отвращением.
Укол горечи пронзил ее. Ведь все это было ради него? Как он мог не понять этого?
На самом деле Элизабет просто не знала, зачем она пришла сюда. Казалось, что-то звало ее к логову ведьмы, и девушка не могла сопротивляться этому зову. Словно невидимый поводок, надетый на ее шею, неумолимо тянул к пещере Хегтесс.
Нога Элизабет запуталась в искривленных корнях, похожих на жилистые руки. Лодыжка подвернулась, и девушка, сморщившись от боли, неуклюже упала, зарывшись руками в гнилую листву. Насекомые и черви, извиваясь, поползли по ее коже. Содрогнувшись от отвращения, она высвободилась из переплетения корней и встала на ноги.
Ее глаза испуганно расширились, когда она увидела перед своим лицом куклу-тотем. Элизабет была уверена, что еще секунду назад куклы здесь не было.
Она покачивалась меньше чем в двух футах от лица девушки, и Элизабет в страхе отшатнулась назад, ее большие глаза расширились от испуга.
Кукла висела на ветке, словно труп, болтавшийся на виселице. Она представляла собой грубо сделанную фигурку женщины, изготовленную из дерева, костей и волос, и скрепленную полусгнившими сухожилиями. Кукла смердела, как тухлое мясо, и Элизабет в отвращении закрыла рукой нос и рот. Грудь тотема была выкрашена чем-то вроде засохшей крови, гирлянды бусин, ракушек и пальцевых костей свисали с простертых рук и ног куклы. Пальцы куклы были сделаны из веток, и на ней была юбка из сухой травы и колючек.