— Малявка, а всё туда же — подумал, улыбнувшись, десятник.
— Как тебя зовут, дева?
— Илона — ответила девица, пристально посмотрев ему в глаза и, несколько засмущавшись, отвернула лицо в сторону.
— А тебя?
— Милонегом кличут. Илона, значит светлая?
— Угадал — девчонка присела на пень, стоявший напротив десятника.
— Ты литвинка?
— Не боишься одна вечером по лесу ходить?
— У нас тут в последнее время спокойно, — ответила девушка, осматривая доспехи и шлем Милонега — Вы из княжеской дружины?
— Да, из младшей. Значит, у соседей всё тихо, судя по слухам-разговорам?
— Да, и слава Богу!
— В деревне живёшь, в той, что за этим леском?
— Наш дом чуть на отшибе, рядом с лесом, отец бортничает и зверя добывает, мама — ведунья, корешками, травками и мёдом хворых излечивает.
Милонег с интересом рассматривал гостью: удлинённый нос с еле заметной горбинкой, зауженный подбородок с ямочкой, небольшой рот, причём губы нельзя назвать пухлыми, и глаза… Темноватые круги под глазами как бы подчёркивали главную достопримечательность лица — большие, серые, иногда казалось, что они меняют цвет, ближе к бирюзовому оттенку. Волосы светлые. Височные пряди, заплетённые в косы, соединялись на затылке, образуя кольцо, остальные свободно спадали на спину, чуть ниже лопаток. Фигурка стройная, хотя ещё угловатая, подростковая почти.
— Илона, тебе сколько годков?
— В феврале шестнадцать будет, — с загадочной улыбкой ответила она.
— На выданье уже, наверное женихов — туча?
— А то! Вот, выбираю всё…
— Да, это дело серьёзное, угадать, кто твоя судьба.
«Странно, вроде бы нет в ней особой женственности, привычной русской миловидности, румяных щёк, застенчивых глаз, но чем-то она меня привораживает — подумал Милонег, в его зелёных глазах появились искорки, — вот Ведьмочка!»
Угли постепенно остывали, как и грибы на оструганном прутике.
— Садись рядом, на бревно. Белые будешь есть?
— Не откажусь, — Илона обошла костёр и присела рядом с Милонегом.
— Угощайся, путешественница. Он достал из небольшого замшевого мешочка щепотку соли и аккуратно посыпал на каждый гриб. Соль была в большой цене.
Они стали по очереди лакомиться жареными боровиками, выпачкав губы и щёки в пепле и золе. Милонег попытался мизинцем смахнуть уголёк от гриба, оставшийся в уголке её губ, но тот распался, оставив после себя чёрную полосу. Илона тоже провела пальцами по его щеке, результат был тот же — полоса от уголька изобразила кривую улыбку.
— Красава, — широко улыбнулся Милонег.
— А сам-то! — рассмеялась и Илона.
Они смотрели глаза в глаза и видели в них всё более сумасшедшие огоньки. Милонег обнял свою лесную фею за талию, ещё ближе придвинув к себе, и нежно поцеловал в губы.
«Какие мягкие», — пронеслась последняя здравая мысль в его голове.
«Он, это точно Он», — родилось в её сознании.
Первый поцелуй, после короткой паузы, перешёл во второй, но весьма продолжительный. Его прервал треск дубового сука — часовой явно отвлёкся от своих прямых обязанностей и переключил всё своё внимание на парочку. Милонег оторвался от своей возлюбленной.
— Змей, слезай уже с дерева, — у молодых дружинников в ходу были клички, — иди, буди Левшу, пусть тебя заменит.
— Сейчас я его растормошу, — Змей уже спрыгнул на землю и с ехидной улыбкой пошёл вразвалочку к шалашу.
— Я провожу нашу гостью и скоро вернусь, передай ему.
— Ага, эт я щас…
— Стемнело совсем, — произнёс шёпотом Милонег, — пойдём, покажешь тропу к твоему дому.
— Да, незаметно ночь подкралась, — тихо ответила Илона.
Восточная часть небосклона была безоблачна, и полная луна освещала им путь своим мягким, магическим светом. Вскоре они вышли на тропу. Милонег поймал за руку свою спутницу, та развернулась к нему и они, прижимаясь всё сильнее телами, стали целоваться, ненасытно со всей страстью.
— Это помутнение ума какое-то, — произнесла Илона, отдышавшись.
— Да, со мною никогда не было такого наваждения, — борясь с учащённым дыханием, ответил Милонег. При лунном свете её глаза казались ещё больше, ещё загадочнее.