— Баклажку жалко, — отозвался Чуча. — Поди откопай ее теперь!
— Да, времени на это у нас нет, — кивнул князь. — В путь, друзья!
До вечера они скакали по едва заметной дороге на северо-запад. Аскан то и дело оглядывался назад, но все было спокойно, никто их не преследовал. Не преградили им путь ни Змеиная Река, ни Огненный вал. Неужели, подумал Владигор, отпускает их Великая Пустошь и больше не грозит гибелью? Все же он заставил себя не забывать об осторожности и быть готовым ко всяким неожиданностям. Долго ждать не пришлось.
Было уже сумеречно, и Владигор присматривал среди невысоких скал удобное место для ночлега, как вдруг Дар и Чуча одновременно повернули в сторону от дороги и поскакали влево.
— Эй, куда? — крикнул им вдогонку князь.
Но те и сами уже остановились, поджидая, когда к ним подъедут Владигор и аскан.
— Куда это вы рванули одни на ночь глядя? — удивленно спросил Владигор.
— Я не собирался, — ответил Дар чуть растерянно. — Это Пятнышко в сторону поскакал. Может, дорогу вспомнил?
— А я сам не знаю, как повернул, — пробормотал Чуча и похлопал по животу. — Здесь вдруг что-то екнуло. — Хлопок получился звонким, и подземельщик вытащил из-под ремня Книгу пророка Смаггла. — Вот оно что, князь! Вдвоем с Дарием мы ошибиться никак не могли. Нам туда надо! И пророк Смаггл то же подсказывает!
Владигор помолчал и произнес:
— Пожалуй, ты прав. Поедем туда, куда вас чутье повело.
Аскан стоял молча и настороженно прислушивался.
— Ты чего? — спросил его Чуча. — Аль услышал кого?
— Нет, — покачал головой айгурский певец. — Но мне все кажется, что кто-то за нами наблюдает.
— Может, и так, — согласился Владигор. — Держите ухо востро. Морошь еще проявит себя, мне тоже чутье подсказывает.
Спустя час они остановились и расседлали лошадей. Аскан достал из мешка связку сухих веток и разжег маленький костерок. Чуча похвалил его за запасливость и уселся подле огня.
— Может, ты и водички с собой захватил? — спросил он с надеждой, облизывая пересохшие губы.
— Нет, — покачал тот головой. — Мы так привыкли к баклажке Дара, что о воде и не подумали.
— Как знать, может, и к лучшему, — отозвался Владигор. — Неизвестно еще, какой бы нас водой Морошь напоила.
— Жаль баклажку, — вздохнул Чуча и вытащил из-за пояса Книгу пророка Смаггла, — «Ключ от Восточных ворот Великая Пустошь хранит…» — прочел он негромко. Затем повернулся к аскану: — А ведь царица-то знала про тебя. И про песню твою знала. Что за песня, про что она?
— Думаю, вон про него. — Певец кивнул на Дара, который, размышляя о чем-то, прогуливался поодаль.
К ним подсел Владигор:
— Как ты мне пел тогда, в яме? «Приди же тот, кто не знает лжи, и маленький камень в большой вложи…»
— Тот камень Алат упрятан в земле, — тихо пропел аскан. — Небо грустит без него во мгле. Приди же тот, на ком крови нет, открой темницу, где спрятан свет…
Все трое замолчали, глядя на пляшущие язычки огня, которому недолго оставалось гореть, — слишком немного сучьев уместилось в мешке аскана.
Дар, побродив вокруг, направился к Пятнышку, который отошел далеко от костра и стоял в неподвижности. Подойдя к коню, мальчик вздохнул и обнял его за шею. Пятнышко фыркнул и отстранился.
— Ты что, Пятнышко? — спросил Дар и вдруг увидел прямо перед собой черный вход в подземелье. Из пологой дыры веяло сырым холодом, казалось, что-то страшное подстерегает там мальчика, вот-вот выскочит наружу и схватит его. — Ты отсюда меня вывез? — спросил он шепотом. Пятнышко заржал тихо и даже как-то жалобно.
Внизу действительно что-то зашевелилось, не издавая при этом ни звука. Дар зажал себе рот, чтобы не закричать, но вдруг узнал белое платье до пят и тонкую фигуру. Из-под земли вышла знакомая девочка, вернее, девица уже. Лицо ее округлилось, ключицы больше не подчеркивали худобу, покатыми стали плечи, грудь под сорочкой мягко приподымалась при дыхании. Но глаза оставались такими же печально-приветливыми и ясными.
— Ты опять идешь за мной, — сказала она с грустью. — Такого упрямца я еще не встречала.
— А разве я у тебя не один? — спросил Дар. — Еще кто-то есть, кого ты предупреждаешь о смерти?
— Сейчас только ты у меня есть, — ответила та. — Наверное, когда-нибудь будут и другие, но тогда и я буду другой.
— Ты изменилась, — сказал Дар, невольно любуясь ею.
— Это из-за тебя. Ты стал старше, а мы ведь с тобой взрослеем вместе. Ты мне нравишься, но я не хочу, чтобы ты шел за мной под землю.
— Я не могу иначе. — Дар опустил голову. — Подскажи лучше, чего мне бояться?
— Всего, — вздохнула та. — Ты так уязвим! Твое тело не защищено от острого меча или ножа, от зубов хищных зверей, от яда…
— А мой камень? Он разве не защищал меня до сих пор?
— Ты скоро расстанешься с ним. Хорошо, если это случится по твоей собственной воле.
Дар подумал немного и спросил:
— Смерть, как ты говоришь, сопровождает всякого. Почему же только я вижу тебя и разговариваю с тобой? Как же остальные?
— Они не думают о смерти. Они столько раз могли умереть, что привыкли к ней. А ты никогда и ни к чему не сможешь привыкнуть. Ни к радости, ни к боли. Всякую твою радость будет всегда омрачать мысль, что кому-то сейчас хуже, чем тебе.
— Скажи, мама моя жива?
— Я не могу сказать тебе. Если бы даже знала, это не в моей власти.
— А Микеша? Как он? У меня больше нет его баклажки…
— Прощай. Мне пора. Я сказала все, что могла. Будь осторожен.
Белое платье растворилось во мраке. Со стороны потухающего костерка раздались радостные восклицания Чучи. Спустя минуту появился и он сам.
— Дар? Вот ты где! Мы нашли приметный столб! В Книге пророка Смаггла, можешь себе представить, все мы есть! Сидим себе у костра, а вон там — железный столб! — Он указал рукой куда-то в темноту. — Где-то поблизости должен быть вход в подземелье, давай искать.
— Не надо его искать, — отозвался мальчик. — Вот он.
Лицо подземельщика расплылось в широкой улыбке:
— Так ты нашел его уже! Вот молодчага! Эй, сюда! — позвал он Владигора с асканом. — Дар вход нашел!
Рум ослабел настолько, что стоило ему встать с ложа, как все начинало кружиться перед глазами, голова наливалась свинцовой тяжестью и он вновь валился на подушки. Последнее масло догорало в светильнике, скоро должна была наступить полная тьма. Чувства верховного вождя айгуров притупились, и ему уже было все равно, в темноте он умрет или при тусклом свете догорающего фитиля. Его уже не мучили ни жажда, ни голод, да и сама смерть больше не казалась ужасной. Он даже был бы рад, что не придется исполнять волю Триглава и лезть под землю, в логово отвратительных коротышек. Лишь чувство мести не отпускало его, и, может быть, благодаря ему он еще был жив.
Когда вдруг задрожали стены, Рум открыл глаза и посмотрел на потолок, ожидая увидеть своего свирепого покровителя, который обещал вызволить его из заточения. Однако глаза его ничего не различили в темных сводах пещеры. Послышался грохот камней, внутрь ворвался поток свежего воздуха, и громовой голос произнес:
— Ты не туда смотришь, вождь. На этот раз мне не понадобилась твоя паутина. Вставай!
В замурованной стене зияла огромная брешь, и Рум увидел в ней высокого воина в черном плаще до пят. Рум попытался подняться. Ноги не держали его, и он бессильно опустился на ложе. Триглав шагнул в пещеру.
— Держи. — Он протянул верховному вождю небольшой кувшин. — Это вино вернет тебе силу. Пей!
Рум начал пить из горлышка, проливая красную тягучую жидкость на грудь. Руки его тряслись, он с трудом удерживал на весу кувшин с питьем, которого никогда прежде не пробовал.
— Это действительно вино? — спросил он, сделав несколько больших глотков.
— Не важно, что это. Пей до дна!
Когда кувшин опустел, Рум вдруг почувствовал необыкновенный прилив сил. Он легко поднялся на ноги, сжал и разжал кулаки и засмеялся.