— Он узнал дорогу, — сказал мальчик, поворачиваясь к остальным. — Но ему страшно идти вперед.
— Нам всем страшно, — пробормотал Чуча и первым двинулся в глубь нового коридора.
Они шли молча. Аскан часто спотыкался, поднимая голову к потолку. Но чавки больше не попадались. Дар, шедший за Чучей, по-прежнему освещал путь своим многогранником. Владигор держался за рукоять меча и был готов в любую секунду пустить его в ход. Но ничего не случалось. Они шли и шли по прямому коридору, гладкие стены которого вызывали у Чучи искреннее уважение к мастерам-подземельщикам. Сколько же усилий приложили они, чтобы проделать эту подземную дорогу, вынести отработанный грунт и камни, навести чистоту! И зачем? Чтобы вернуться этой же дорогой обратно — туда, откуда груны были изгнаны? Но она ведет в пустыню. Хотя, может быть, во времена подземных войн Великая Пустошь вовсе не была пустыней и выглядела по-другому?
Впереди вдруг послышался звук, такой долгожданный и приветливый, что Чуча остановился, боясь поверить своим ушам. Это было журчание воды. Подземельщик прибавил шагу, остальные также не отставали. Наконец они увидели быстрый ручей. Он выбивался из-под земли и бежал по неглубокому желобу вдоль правой стены.
— Как ты думаешь, вода не отравлена? — спросил Владигор.
— Кем она может быть отравлена? — повел Чуча плечами. — Хотя, конечно, всякого тут можно ожидать.
— Не отравлена, — сказал Дар, опустив ладонь в воду. — Это хорошая вода. Такой же ручей был у чародея Микеши.
Где-то, впереди или сзади, трудно было понять, раздался тонкий хихикающий смех. Аскан вздрогнул:
— Вы слышали?
Путники обменялись недоуменными взглядами.
— Мне кажется, я узнал этот смех, — сказал Дар. — Но откуда она здесь взялась?
— Точно, — кивнул Чуча. — Это Замарошка. Выследила нас.
— Замарошка! — позвал Дар. — Иди к нам, мы не причиним тебе зла.
Но смех не повторился. Подождав немного, все попили холодной воды, дали напиться коням и продолжили движение по прямому коридору. Ручей вскоре вновь спрятался под землю, словно не желал сопровождать путешественников, направляющихся в такое опасное место.
Вдруг Чуча замедлил шаги, затем и вовсе остановился. Владигор насторожился и посмотрел через голову Дара в темноту.
— Чего ты там увидал, Чуча? — спросил он. — Э, да и впрямь что-то есть. Каменные сундуки какие-то.
— Это не сундуки, — мрачно произнес Чуча, — а гробницы. Это подземное кладбище.
Гробы были сделаны из розового гранита и отполированы так, что можно было увидеть свое отражение на стенках. Верхние плиты лежали ровно и плотно, почти не оставляя зазора. На них были высечены какие-то письмена, жукообразные буквицы отливали золотом.
— Это имена грунов, которые погребены здесь, — сказал Чуча и прочитал: — «Вдали от родины ты лежишь, отец. Сын продлит твою тоску по ней».
— Сколько же он тоскует за отца? — спросил Владигор.
— Этой могиле более ста лет, — тихо ответил Чуча. — Может, и сына уже в живых не осталось. Когда груны переселились сюда, они еще надеялись, что смогут вернуться в свои пещеры под холмами Синегорья.
— Может, и по сей день надеются?
— Навряд ли. Иначе дали бы как-нибудь знать о себе. Но даже отомстить за свое изгнание им теперь некому. Подземельщики рассеялись по миру…
— Но пророк Смаггл, — напомнил князь, — свою книгу оставил неоконченной. Значит, и история твоего народа не кончилась. Вам еще доведется соединиться в одну большую дружную семью, я верю в это.
— Твоими бы устами, князь… — вздохнул Чуча и добавил негромко: — Честно сказать, и я верю в это. Без веры как же?
— Конечно. С верой дальше и пойдем. Мы еще не мертвые, нам успокаиваться рано.
Они пошли дальше вдоль гранитных гробов, которые все не кончались, но постепенно начали выглядеть не такими аккуратными. Позолота больше не украшала надгробные надписи, теперь совсем короткие, порою их не было вовсе. Гранитные плиты уже были не гладко отполированы, а вытесаны грубо, кое-как. Самый последний и самый большой гроб был приоткрыт, будто могильщики, торопясь уйти, забыли задвинуть плиту. Чуча заглянул внутрь. Гроб был наполнен человеческими скелетами.
— Они перестали хоронить мертвых как подобает! — воскликнул он с горечью. — Вообще перестали их хоронить.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Владигор.
— Уже несколько лет сюда никто не приходил. — Он указал рукой на землю под ногами. — Колеи от колес повозки покрылись пылью.
— Может быть, груны стали хоронить своих мертвых в другом месте?
Чуча с сомнением покачал головой:
— Племя грунов вырождается. Боюсь, что, когда мы повстречаемся с ними, ни о чем нельзя будет договориться.
— Я не собираюсь ни с кем ни о чем договариваться, — сказал Владигор. — Мне нужно, чтобы Дар сделал то, что должен сделать, и я помогу ему. Мы все поможем ему. Так?
Аскан с готовностью кивнул и добавил:
— И поможем свергнуть Рума, если это в наших силах. Как бы я этого хотел!..
— Осторожно! — завопил Чуча.
От левой стены рядом с тем местом, где стоял Дар, отделилась вдруг огромная, до самого потолка, плита и начала падать, грозя раздавить мальчика в лепешку. Но еще ближе к плите оказался савраматский конь, задержавший падение плоской громады. Владигор рванулся к Дару, схватил его за руку и дернул на себя так, что мальчик перелетел через Чучу и покатился по земле. Плита со скрежетом и громом рухнула, подняв густое облако пыли. Владигор подбежал к Дару, поднял его на руки и прижал к себе:
— Жив? Не очень ушибся? Хвала Перуну! Тебя же убить могло, сынок! И не узнал бы ты, что я — отец твой…
— Я догадался, — прошептал Дар. — Я во сне тебя видел. И маму видел. Только думал, что тебе сейчас не до меня.
— Ах ты! — задохнулся князь от неведомой прежде отцовской нежности. — Да как же мне может быть не до тебя! Я просто открыться боялся. Думал, не простишь, что за Ольгой, матерью твоей, недоглядел, упустил ее, не спас от врагов.
— Ты не виноват, — сказал Дар, осторожно освобождаясь из крепких отцовских объятий, от которых ушибленные локоть, плечо, лодыжка вовсе не перестали болеть. — Если мама еще жива, она то же самое скажет.
— Жива, жива… — пробормотал Владигор, не столько Дара утешая надеждой, сколько себя. Глаза его увлажнились.
Чуча с асканом подошли к упавшей плите, оказавшейся железной дверью. Из-под нее торчали копыта задавленного коня.
— Вот и еще одного коня лишились, — произнес аскан. — Если бы не он…
— Если бы да кабы! — перебил его Чуча. — Разве так раньше двери ставили! Косяки сгнили, камень раскрошился. Все кое-как, на скорую руку. Как будто не подземельщики-груны, а прямо не знаю кто!
— Если б дверь крепко стояла, мы бы ее, если бы и обнаружили, все равно не открыли, — справедливо заметил аскан.
— Ну, это еще неизвестно. Может, эта дверь совсем не туда, куда мы идем.
— Хотелось бы так думать, — промолвил аскан.
За упавшей дверью уходил вглубь не прямой, а сворачивающий в сторону коридор. Саженях в тридцати, там, где начинался поворот, на стене плясали слабые красноватые блики. Изнутри веяло горячим воздухом, пахнувшим сажей, железом и еще чем-то, похожим на запах болотных пузырей. И еще слышались отдаленные глухие удары по камню, которые могли производить только человеческие существа.
— Сколько мы уже под землей, Чуча? — спросил Владигор.
— Сутки скоро, — ответил подземельщик. — Сейчас звезды на небесах просыпаются, ночь настает.
— Неужели мы так мало идем? — удивился аскан. — Я, когда от стражников Рума убежал, несколько дней и ночей плутал, чуть от голода не умер.