— Филица я, — кивнул капюшон, глядя на князя пустыми темными крестиками.
— Филица так Филица, — усмехнулся князь, осторожно подвигаясь к ней.
Но стоило ему приблизиться к незнакомке на расстояние вытянутой руки, как она толкнула рукой скрипучую калитку и с тихим, шелестящим смехом выскочила в образовавшуюся щель. Князь кинулся за ней, но, очутившись за воротами, вдруг увидел остроконечную фигуру уже в конце улицы, залитой ослепительным лунным светом. При этом сама улица показалась Владигору незнакомой: высокие, в три, четыре, а то и в пять этажей, дома сплошными стенами стояли по обе ее стороны, но большинство окон были темны, и лишь кое-где за слюдяными створками тлели бледные болотные огоньки.
— Шалишь, Филица! — негромко воскликнул князь, шутливо погрозив пальцем неуловимой незнакомке.
В тот же миг все освещенные окошки распахнулись и воздух между домами наполнился свистящими змеиными шепотками.
— Филица!.. Шалишь!.. Филица!.. — со всех сторон неслось в уши князя.
Владигор бросился вперед, но, когда до неподвижно стоящей фигуры осталось не более ста шагов, свернул в узкий проход между домами и, забирая влево, стал петлять по каменному лабиринту, рассчитывая неожиданно выскочить за спиной незнакомки и сдернуть с ее головы непроницаемый капюшон. Однако в конце одного из переулков князь неожиданно уперся в каменную стену, густо затянутую сухим извилистым плющом. Он развернулся и уже хотел бежать обратно, как вдруг из-за стены до его слуха донесся беспокойный голос Любавы.
— Брат! Владий! Где ты? — тревожно восклицала княжна, стуча подкованными каблучками по лобастому булыжнику мостовой.
— Здесь я! Здесь, иду! — крикнул Владигор, подпрыгивая и вцепляясь в густую сеть упругих стеблей.
Но стоило князю подтянуться на руках и упереться ногой в стену, как она неожиданно подалась под его каблуком. Владигор взглянул сквозь пожухлую листву и увидел, что его нога проваливается между тяжелыми осклизлыми ставнями, из-под которых сочится тусклый багровый свет. Он уперся другой ногой в верхний наличник, но подошва сапога соскользнула по гнилой, замшелой доске и с такой силой ударила в приоткрытую ставню, что князь провалился в распахнувшийся проем по самые подмышки. Чьи-то невидимые руки схватили его за ноги, а пока князь выпутывал пальцы из стеблей плюща, кто-то успел добраться до его пояса и выдернуть нож из ножен. Но в этот миг Владигор освободил руки, дал увлечь себя в окно, собрался в комок и, едва успев оглядеться в багровых сумерках, ударил обоими кулаками в темную горбатую глыбу, плотно прижимавшую его ноги к земляному полу. Кулаки провалились в нее, как в трухлявый стог сена, выеденный изнутри полевыми мышами, но глыба даже не дрогнула, а, напротив, достала из своих складок свернутый в кольца аркан и, накинув на лодыжки князя волосяную петлю, стала затягивать ее толстыми, как бревна, руками.
Владигор со страшным усилием выгнул спину, уперся в землю лопатками, подтянул колени к подбородку и, выдернув свои связанные ноги из-под мрачного чудовища, ударил его обеими ступнями.
— Гы-гы-гы!.. — зычно захохотала глыба, плавно покачиваясь из стороны в сторону и продолжая набрасывать на ноги князя все новые и новые петли.
Князь почувствовал, как все его тело, начиная с подошв, наливается тяжелым ртутным холодом. Связанные до бедер ноги словно окаменели, а когда Владигор попытался дотянуться до веревки рукой, чудовище небрежно перехватило его запястье и, прижав к ребрам княжеский локоть, накинуло на него новую петлю.
— Тоже мне, праведник выискался! — с гнусной ухмылкой пробормотало оно, прикрутив к телу князя вторую руку и затянув узел у него под подбородком. — А мы тебя к ставенкам! К ставенкам!
С этими словами чудовище взвалило оцепеневшего князя на свой мохнатый горб и потащило к закрытой двери, из-под которой пробивалась яркая полоска света. Когда до двери оставалось не больше трех шагов, она вдруг распахнулась, и вместе с ослепительным светом в проем ворвался дикий разноголосый шквал криков и воплей. Чудовище подтащило князя к порогу, резким рывком сбросило его со своей спины и развернуло лицом к беснующейся толпе, густо заполонившей площадь под узким, как горная тропинка, балконом.
— Иди! Иди, праведник! — забормотало оно, подталкивая князя в спину и дыша ему в затылок густыми винными парами. — Покрасуйся напоследок перед народом да и глас божий заодно послушай!
С этими словами мохнатое страшилище высвободило из пут руки Владигора, но не успел он воспользоваться этой свободой, как стальные обручи прихватили его запястья к дверным створкам, которые вытолкнули распятого князя на балкон, огороженный низкой — по колено — решеткой с человеческими черепами по углам.