— «Частицы мрака»! — воскликнул Владигор. — Но кто они, эти частицы?
— Люди, звери, рыбы, птицы, деревья, травы! — Голос Урсула сбился на частый взволнованный шепот. — Вся земная плоть, захватившая Свет в свои темные недра, восстает на меня, и только ты, князь Владигор, Хранитель Времени, знаешь, как укротить ее!
— Вся земная плоть есть творение Всемогущего, — возразил князь. — Могу ли я исполнить что-либо без Его Воли?
— Исполнишь, князь, исполнишь, — проворчал Урсул. — Разве ты сам не видишь, что Всемогущему нет ни малейшего дела до своих творений? — И он широким жестом обвел площадку, стены и углы мрачного строения, где в пляшущем свете факелов бродили и натыкались друг на друга слепцы, калеки, блудницы, кликуши и прочий жалкий сброд, по праздникам густо заполнявший улицы и площади Стольного Города. — Одно твое слово, князь, и они прозреют и очистятся! — воскликнул Урсул. — Разве ты не хочешь счастья своему народу?
— Хочу, но какой ценой? Чем я заплачу тебе за это счастье?
— Ты станешь частью Вечности, князь! Моей Вечности! Бессмертие не такая уж страшная вещь, как ты думаешь.
— Бессмертие или вечная скорбь? — перебил Владигор.
Он стоял уже в двух шагах от подножия трона и крепко сжимал рукоять меча.
— Они неразделимы, — прошептал Урсул, склоняясь к нему, — и не держись ты за свою железку — все эти штучки здесь не работают. А насчет вечной скорби ты зря — пройдет время, и все забудется: Любава, Филимон, Светозор… Ты один будешь парить во Вселенной, а где-то там, далеко внизу, будут смиренно копошиться твои бесчисленные подданные! Я не думаю, что ты будешь скорбеть о них. Скорее ты будешь снисходительно усмехаться, глядя на их творения: нивы, здания, крепости, возведенные в слепой жажде уцелеть среди всеобщего хаоса… Соглашайся, князь! Неужели тебе так хочется остаться с ними?
Владигор остановился перед троном, по-прежнему держа ладонь на рукояти меча. Музыканты перестали играть, и под куполом повисла такая тишина, что князь услышал шелестящий топоток мыши по мраморным плитам. Он медленно оглянулся по сторонам: Цилла стояла на столе среди откупоренных медных и глиняных кувшинов, над горлышками которых вились матовые дымки, временами принимавшие смутные очертания человеческих фигур. Князю казалось, что они взмахивают руками и, оторвавшись от своих узилищ, поднимаются под купол, где на широко распахнутых крыльях бесшумно парил огромный филин. Воздух оставался недвижен лишь над одним сосудом, который Цилла прижимала к своей обнаженной груди. Массивная пробка на золотой цепочке свисала с его горлышка и слегка покачивалась в такт возбужденному дыханию блудницы.
— Соглашайся, князь! — страстно шептала она, быстро облизывая губы острым кончиком языка. — Сады безумных наслаждений ждут нас!
— Сады райских наслаждений, — эхом повторил за ней Ракел. — Эта сделает, можешь мне поверить! Такие сады покажет, что ты родную мамочку забудешь, а про весь этот сброд и говорить нечего!
— Заткнись, трепло! — углом рта окрысилась на него Цилла. — Князь сам решит, что ему лучше! Так ведь, князь?
Блудница провела рукой по бедру, прикрытому редкой жемчужной сеточкой и обольстительно улыбнулась, глядя на князя влажными, затуманенными страстью глазами.
— Что ты тянешь, князь? — подскочил к нему Десняк. — Высочайшая милость! Я сам хотел! Все готов был отдать, даже это, смотри!..
Старый чернокнижник резво вскочил на угол стола, махнул рукой в сторону одного из настенных факелов, и из широкого рукава его плаща вылетела струя черного порошка.
— Величайшая тайна! Абсолютная власть! Все золото мира — мое! — истерически взвизгнул Десняк, когда порошок достиг огня и взорвался, на мгновение оглушив и ослепив не только князя, но и самого Урсула, едва не выпустившего из рук свой кристалл.
— Не взяла! — сокрушенно пробормотал Десняк, когда вспышка угасла и дым от нее поднялся к вершине купола и собрался там в виде бледно-молочного гриба. — Иди, говорит, прочь от меня, смерд! Меня, говорит, сам князь Владигор домогается!
— И ты поверил? После всего того, о чем мы с тобой говорили? — усмехнулся Владигор. — Любовь, честь, отечество — и отдать все это за блудницу?!
— Но за какую, князь! — плотоядно чмокнул губами Десняк. — Ты разуй глаза, глянь! А приданое какое! Вечность! Ты только вслушайся: Вечность!
— Вечность!.. Вечность!.. — низкими, угрюмыми басами подхватили музыканты.
— Тебя обманули, старик, — сказал князь, медленно извлекая из ножен длинный сверкающий клинок богатырского меча, — не нужна мне их вечность, их блудницы, сады наслаждений… Я хочу остаться с моим народом!