— Бросили, выходит, пса с голоду подыхать, так, что ли? — хмурился Владигор, слушая путаные рассказы растерянных дружинников и пряча улыбку в густые пшеничные усы.
— Виноваты, князь! — бормотали молодцы, уставившись в пол и переминаясь с ноги на ногу. — Любую службу исполним, но брать пса, у которого из пасти синее пламя пышет, — уволь!
— Так-таки и пышет? — усмехался Владигор.
Молодцы бухались лбами в пол, божились и пятились к дверям, шуруя по половицам локтями и коленями. Князь не удерживал их, чувствуя, что загадка эта откроется лишь ему и что случится это само собой, без всякого нарочного усилия с его стороны.
Так и случилось, когда князь впервые обогнул замшелый валун и направил своего жеребчика через заснеженное болото. Он сразу понял, чья тень мелькает в глубине обугленного ствола, но когда наконец решился окликнуть старого чернокнижника по имени, из нижнего дупла выставилась железная трубка, раздался сухой щелчок кремня, а следом послышался сердитый голос исчезнувшего боярина.
— Проезжай, князь! Не вводи в грех! — кричал Десняк, раздувая трут и освещая красным всполохом темную внутренность дупла. — Не для тебя, что ли, я на камне надпись рубил? Читать разучился или лень было мох сбивать — не княжье, дескать, дело?! Иль под смертью давно не ходил? Заскучал небось на троне? Нервишки пощекотать захотелось?!
Князь сокрушенно покачал головой, тронул поводья, жеребчик повернул косматую морду и твердым неспешным шагом пошел вдоль болота, осторожно проламывая копытами колкий, хрупкий наст.
Понимая, что Десняк не хочет, чтобы кто-то тревожил его уединение, Владигор, направляясь к сестре, все же нет-нет да и сворачивает к обугленной дуплистой лиственнице в надежде, что старик примет его и расскажет, какая истина открылась ему на закате лет. Но пока этого не случилось.
Двор сестры встречает князя торжественной предзакатной тишиной. Воздух словно отдыхает от дневного шума, но стоит Владигору ударить рукояткой меча в надраенный медный щит перед воротами, как тишь вздрагивает от звона, скрипят по дощатому помосту шаги привратника, тяжелые створки ворот расползаются в стороны, и жеребчик с глухим, деревянным стуком переступает порог.
Любава из своей горницы тоже слышит звон медного щита, но прежде, чем спуститься к брату, распахивает окно, забранное частым переплетом с цветными слюдяными пластинками, и машет ярким шелковым платком.
Владигор бросает поводья привратнику, спешивается и неторопливо идет к крыльцу, глубоко вдыхая вечернюю прохладу. Любава встречает его под навесом, опирающимся на дубовые столбики, покрытые затейливой резьбой. Княжна низко кланяется брату, и он отвечает ей глубоким поясным поклоном.
— Случилось что или так пожаловал? — спрашивает Любава, когда князь всходит по ступеням и останавливается перед ней.
— Прогуляться решил, — с улыбкой отвечает Владигор, — да тропинка сама собой к тебе привела… Не прогонишь?
— Прогнать-то, вестимо, не прогоню, только угощать тебя особенно нечем, — сокрушается Любава. — Хоть бы голубя вперед себя послал, предупредил…
— Не хлопочи, Любушка! — останавливает ее князь. — Я не привередлив: что на стол поставишь — тому и рад буду!
— Только о себе думаешь! — качает головой княжна, поднимаясь по ступеням в горницу и держа перед Владигором потрескивающую свечу. — А хозяйке каково? Ей, может, иногда не столько гостя ублажить хочется, сколько себя потешить: вот, мол, какая я мастерица! И скатерти-то у меня камчатые хрустят, и половицы-то у меня песочком добела выскоблены, и стол мой от яств ломится…
— А разве у тебя не так? — говорит Владигор, входя в горницу следом за ней и глядя на стол, уставленный блюдами с фруктами и кувшинами с вином. — Стол для гостей всегда накрыт, печь натоплена, перины взбиты…
— Взбиты, да не помяты, — вздыхает Любава, откидывая со лба длинную русую прядь. — Садись, брат, в ногах правды нет.
— Тебе, сестра, сейчас не только правда моя нужна, я так думаю, — осторожно начинает Владигор, садясь к столу и взламывая печать на горлышке кувшина.
— Без правды тоже не проживешь, — вздыхает Любава, — правда всему голова, остальное приложится.
— Что бы я сейчас ни сказал, все это только слова, — говорит князь, наполняя темным вином хрустальный бокал. — Налить тебе меду?
— Не надо, — качает головой княжна, — рано еще…
— Никак еще кого-то ждешь? — спрашивает Владигор, поворачивая голову к приоткрытому окну и прислушиваясь к затихающим в вечернем сумраке звукам: скрипу шагов по крупитчатому насту, ленивому бреху дворовых псов, редкой, еще не прихваченной ночным заморозком капели, бурливому воркованью почтовых голубей вокруг своих застенчивых подружек.