Молодой худощавый и подвижный Овсень, в очередной раз измерив шагами расстояние от стены до стены, нетерпеливо воскликнул:
— И долго еще ждать? Кому-нибудь известна причина, по которой Белун созвал нас, а теперь сам невесть где пропадает?!
— Если всех пригласил, значит, причина важная,— ответил ему Гвидор, почитающий Дажьбога превыше прочих богов, а потому по характеру своему уравновешенный и спокойный.— Будем ждать, собрат. Белун явится — все разъяснит.
Радигаст, жестко глянув из-под кустистых черных бровей, возразил:
— Что он такого нового сообщить может, о чем бы мы не знали? Айгуры досаждают Синегорью, Климога против брата пошел, волкодлаки разгулялись… Ну и что с того? Бывали времена и похуже.
— Ты, Радигаст, всегда недоволен Белуном,— вступила в разговор Зарема, единственная женщина среди чародеев. Когда-то поражающая своей красотой, она и в старости сохранила гордую осанку и утонченные черты лица. — Велес, которому ты поклоняешься, точно так же злится на Перуна, да ни в чем превзойти его не может. Вот и тебе не дает покоя то, что Белун затмевает своим чародейским могуществом любого из нас. Давайте-ка, дорогие собратья, не будем сейчас пустословить, а согласимся с Гвидором: наверняка есть весомая причина и для срочного нашего синклита в Белом Замке, и для задержки уважаемого хозяина.
Белун появился с восходом Вечерней звезды. Его хламида была покрыта дорожной пылью, длинные седые космы растрепались на ветру, в глазах светилась печаль. Извинившись за опоздание и неподобающий внешний вид, он пообещал гостям вскорости присоединиться к ним и вновь исчез, вызвав очередную язвительную тираду из уст Радигаста.
На сей раз ожидание было совсем непродолжительным. Белун вошел в зал через главные двери, облаченный в торжественные одежды — неизменно белые, но прошитые серебром, украшенные жемчужным орнаментом. В руках он держал большой Хрустальный Шар. Подойдя к столу, чародей выпустил Шар из рук, однако тот не упал, а плавно взмыл вверх и замер над серединой стола. Лишь после этого Белун сел в кресло, заняв почетное место среди собратьев.
— Еще раз прошу извинить меня за опоздание, причиной которого стали чрезвычайные обстоятельства, — негромким, усталым голосом обратился Белун к присутствующим. — Уже покинув Ладор, я вынужден был туда вернуться, чтобы составить полное представление о происходящем в княжестве. Минувшей ночью Климога, брат Светозора, свершил кровавое злодеяние: погубил и князя, и множество других людей. Обвинив в этом дикое племя берендов и оборотней-волкодлаков, он приказал дружинникам их истребить, хотя именно они были его союзниками в ночном нападении на княжеский дворец… Я знаю, что детям Светозора удалось спастись, однако где они сейчас находятся, неизвестно. Может, кто-то из вас, собратья, о том ведает?
Ответом ему было молчание. Лишь Радигаст не сдержался, хмыкнул себе под нос. Белун чуть кивнул, показывая, что догадывается об отношении Радигаста к своим словам, и продолжил:
— Иные из вас склонны считать происшедшее в Синегорье обычным, хотя и весьма жестоким проявлением борьбы за власть. К сожалению, все гораздо сложнее. За спиной Климога — я ощущаю это — скрывается страшная сила, которая несет неисчислимые беды не одному Синегорью, но всем Братским княжествам, может быть, всему Поднебесному миру… Я перечислю то, что мне уже удалось выяснить. Начну с волкодлаков, напавших на Ладор. Как известно, в небольшую стаю их могут собрать лишь упыри, никому и ничему другому оборотни не подчиняются. Но число волкодлаков, пришедших к стенам Ладора, превысило все мыслимые пределы. Их было около трех сотен, то есть больше половины из тех, что обитают в Синегорском, Ильмерском и Венедском княжествах! Для того чтобы собрать и направить в сражение, да еще под властью человека, такое количество оборотней, нужны совместные усилия двух-трех десятков упы-риных семей. А разве их столько найдется даже во всех наших землях? Убежден, что за волкодлаками стояло одно-единственное семейство кровопийц, но обладающее небывалым доселе влиянием на оборотней. И я думаю, что это упыри Синюшника. Обычно они носа из Заморочного леса не кажут, а тут вдруг накануне разбоя появились возле стольного города.
— Прости, Белун, что перебиваю тебя, — порывисто возразил чародей Алатыр, почитающий Стрибога.— Не хочешь ли ты уверить нас, что упыри из семьи Синюшника намеревались, заключив союз с Климогой, получить власть над Синегорьем? Ведь они, как и всякие мертвяки, не бывают разумными до такой степени.
— Верно, собрат,— согласился Белун.— Они безмозглы, хотя по-звериному хитры и кровожадны. Поэтому напрашивается вывод: за упырями, как и за Климогой, стоит некто могущественный и коварный. Он наделил семейство Синюшника силой, достаточной для того, чтобы нагнать в город три сотни волкодлаков. Он же создал кратковременный союз нечисти, диких берен-дов и Климоги. Этот союз распался, как только его задача была выполнена и Климога провозгласил себя полновластным Синегорским князем.
— Кто же владеет таким могуществом? Мы, самые искусные чародеи в здешних краях, можем превратить упыря в камень, можем заставить волкодлака поджать хвост, можем даже отучить беренда от привычки пожирать печень своего врага. Но кто из чародеев способен проделать то, о чем ты рассказал?
— Эта сила — не чародейская. Она — черная и жестокая. Злая Сила.— Белун вдруг заговорил с горячностью, ему вовсе не свойственной. — Нечисть подвластна ей, как руке воина — меч. Олицетворяющий злую Силу может носить любое имя: Климога, Синюшник, Гурий, ибо не имя играет роль, а дела. Кровавые, безжалостные, темные дела. Они множатся и достигают тех пределов, после которых на все живое наползает Мрак Разрушающий!.. Мы должны объединить наши способности и возможности, чтобы остановить разрастание Злой Силы.
Слова о необходимости каких-то совместных действий не слишком понравились чародеям, которые всегда ревниво оберегали собственные секреты, а тем паче не терпели ни малейшего посягательства на личную независимость.
Первым заворчал старик Добран, почитающий Сварога как главнейшего из богов:
— Не пойму, о чем толкуешь. Мой небесный покровитель не подавал никаких тревожных знаков, уж тем более о сошествии на землю Мрака Разрушающего. А ты звон как!..
— И верно, собрат, мал повод собирать синклит,— поддержал его Овсень. — Когда в моей Ладанее смута пошла и степняки против княжеской воли взбунтовались, разве говорили мы о Злой Силе? Князь и дружина его сами управились. Отчего же в Синегорье-то не управятся? Всему свое время. Дадим людям срок — разберутся.
Белун резко встал и, хмуро глянув на собратьев, ответил:
— Вам нужны явные знаки великой и близкой опасности? Хорошо, покажу их. Для того и Око Всевидящее с нами сегодня…
Он протянул раскрытые ладони к Хрустальному Шару, чуть слышно произнес несколько слов — и тот вспыхнул золотым светом. Еще одно заклинание прошептал Белун — Шар начал вращаться вокруг своей оси все быстрее и быстрее. Затем из него скользнул яркий луч, ударил в центр стола. Чародеи, хотя видели такое уже не раз, невольно отпрянули, зажмурившись на мгновенье. Луч, рисуя круги, бежал по широкой дубовой столешнице, не выходя за ее пределы. Наконец Хрустальный Шар перестал вращаться и золотой луч исчез, а на столе засветилась большая объемная карта Братских Княжеств. Хотя горы на ней были не выше пальца, Венедское море четыре ладони могли закрыть, а на весь Ладор и ноготочка хватило бы, это зрелище поражало своей грандиозностью.
Карта не была мертвой — леса и поля зеленели, реки текли к морям, шторм налетал на Свеонский залив… Чародеи, поднявшись с кресел, сгрудились у стола. Некоторые на миг ощутили себя почти что богами, свысока созерцающими поднебесные владения. Белун дал им возможность сполна насладиться величественной картиной, разглядеть все подробности. А главное — увидеть своими глазами черную пелену, подобием осьминога павшую на Заморочный лес и протянувшую цепкие щупальца к городам и крепостям Синегорья.