— Приведи в чувство,— приказал Владигор.— В речку окуни, брагой напои, что угодно делай! Надо язык его развязать как можно скорее. Сдается мне, очень важным делам стал он свидетелем.
Владигор не ошибся. Когда к Зотию вернулась способность соображать, он рассказал княжичу невероятную, леденящую кровь историю.
Как и предположил Третьяк, бывший замостьинский наместник не собирался рисковать своей шкурой при штурме Удока. Он юркнул в тайный ход, о существовании которого знал от своих шпионов (хотя и приятелями с Мизей считались, однако ревностно следили друг за дружкой, не чурались ни шпионов подсылать, ни Климоге доносы строчить), и прокрался в секретный чулан, используемый Мизей для подсматривания за гостями.
Зотий утверждал, что хотел разведать, как Мизя собирается оборонять крепость, дабы затем сообщить об этом князю Владигору. А не успел этого сделать, потому что увидел такое… такое!..
Пришлось рассказчика, вновь затрясшегося от страха, окатить холодной водой. После этого он сумел продолжить:
— Когда я глянул в оконце, Мизя был уже там. Он выставил за дверь телохранителей и принялся поспешно разводить огонь в очаге. Едва пламя занялось, кинул в него горсть красного песка, забормотал какие-то непонятные слова… Пламя вдруг стало ядовито-лиловым, из очага повалил густой черный дым… Мизя туда же бросил крошечный папирусный свиток. И прямо в горнице сверкнула молния! Дым превратился — клянусь Велесом! — в черного человека, лицом очень похожего на главного советника Климоги, на Ареса…
Зотий сделал несколько крупных глотков из кружки, протянутой ему Третьяком, утер ладонью губы. Вероятно, он даже не ощущал сейчас крепости браги, настолько был потрясен всем пережитым.
— Голос у него тоже был как у Ареса, только жуткий очень, как будто из пещеры доносился. Он разразился руганью, едва услышал о нападении на крепость. А когда Мизя сказал, что я вел за собой пленника, что пленник и командует нападавшими на Удок, он вообще рассвирепел! В горнице сами собой стали падать и ломаться вещи, тяжеленный сундук взлетел и ударился о стену, ковер на стене мгновенно обуглился, как от огня… На грохот вбежали телохранители, но тут же повалились замертво, едва колдун на них оглянулся.
— Да, это был Арес,— негромко сказал Владигор.-Черный колдун, «советник» Климоги и верный слуга Триглава. Узнаю его замашки… Говори дальше!
— Дальше еще хуже было. Он велел Мизе любым способом изничтожить бунтовщиков, а твою голову доставить в Ладор, лично ему. Мизя ответил, что местные жители взбунтовались, что с восточной стороны подступило сильное войско, что борейцы не удержат крепости… И тогда колдун прямо у меня на глазах превратил его в большую болотную крысу! Бедный Мизя, как он верещал и крутился!.. Потом затих, встал перед колдуном на задние лапы, будто собака перед хозяином, а тот ему приказал: отыщешь на болоте у Заморочного леса свое крысиное войско и поведешь его к Лебяжьему порогу. Дескать, другого пути у голодранцев нет. Самозванец, к Ладору двигаясь, обязательно вдоль Звонки пойдет, медлить не будет. Здесь, говорит, его и встретишь, и загрызешь, а иначе навсегда останешься крысой болотной… Дальше, князь, ничего не помню, поскольку дух из меня весь вышел. Как подумал, что колдун сейчас меня узрит и тоже тварью какой-нибудь сделает на веки вечные, так и потерял всякое разумение. В себя пришел уже здесь, когда люди добрые в речке искупали и вином отпоили.
— Плохо дело,— сказал Владигор, когда Зотия отправили отсыпаться, а рядом остались лишь Горбач, Третьяк и Чуча.
— Нам в самом деле не миновать Лебяжьего порога, если на Ладор пойдем. Отсиживаться в Удоке тоже нельзя — Климога живо нас в колечко возьмет, вызвав подкрепления из Комара и Замостья.
— Неужто, князь, тебя какие-то болотные крысы пугают? — удивился Горбач.— Что они против наших молодцов?! Эвон как сегодня с борейцами разделались!
— И крысы страшны, когда их много, а еще хуже что время упустим. Аресу того и нужно теперь чтобы мы кинулись лесную нечисть резать, силы свои измотали еще до подступов к Ладору. А страх, что в людях поселится, когда их на каждом шагу кусачие твари поджидать будут, не давая ни сна, ни отдыха? А болезни, которые начнутся после ядовитых укусов? Половину войска потеряем, пока до стольного города доберемся.
— Да здесь пути не более трех дней!
— Это если налегке идти и малым отрядом,— согласился с Владигором Третьяк. — Всей ватаге, которая уже сегодня до полутысячи бойцов насчитывает, да с обозом, да с орудиями стенобитными, да еще много чего,— нет, пять дней, это точно.
— Что же делать будем?
— Подумать надо.
Владигор подошел к распахнутому окну, внимательно вгляделся в голубой, без единого облачка, небосвод над Удоком. Похоже, сухая и безветренная погода установилась надолго. В такие жаркие дни нередко сами собой вспыхивали иссохшие луговые травы…
Некоторое время он сосредоточенно размышлял над мелькнувшей в его голове идеей, затем произнес:
— На Ладор ватага не пойдет. Вернее, сейчас не пойдет.
— А когда? — разочарованно спросил Третьяк.— Ты же сам говоришь, что зажмут нас здесь.
— Не успеют! — улыбнулся ему Владигор. — Арес колдовством одолеть нас хочет, а мы его хитростью и ловкостью пересилим. Забыли разве, что у нас почти полторы сотни бойцов уже на пути к Ладору? Люди Ждана и те, которых послали в погоню за борейцами. Вот они без задержки в поход и выступят! Вряд ли болотная нечисть успеет до вечера к Лебяжьему порогу Добраться, чтобы им помешать.
— Ты считаешь, что отряда Ждана будет достаточно, чтобы осадить Ладорскую крепость? — Горбач покачал головой. — Ждан, конечно, отменный вояка, но ие до такой же степени…
— Не беспокойся, старик, я с ума еще не сошел. Понимаю, что полторы сотни Ладор осадить не смогут.
Другая у Ждана будет задача. Однако говорить о ней повременим. В здешних хоромах, как сами теперь знаете, и стены имеют уши. Зачем рисковать?
Без малейшей задержки к Ждану был отправлен верхом на Лиходее — Чуча, которому очень не хотелось оставлять надолго Владигора, да разве его переспоришь? Во-первых, златогривый жеребец никого из разбойной ватаги к себе не подпускал, а во-вторых, указания Владигора могли показаться Ждану столь неожиданными, что вряд ли поверил бы он кому другому, кроме верного княжеского оруженосца, примчавшего к тому же на Лиходее.
Очень важно было, чтоб отряд Ждана покинул Лебяжий порог до захода солнца. Еще лучше, если болотные крысы, явившись к реке, не заметят следов недавнего пребывания людей. Хотя на подобную слепоту лучше не надеяться. Может, их введут в заблуждение трупы борейцев, пытавшихся прорваться через заслон?
По предложению Горбача, десяток удокских парней Ждану следовало отправить домой: пусть на обратном пути наследят и пошумят хорошенько, будто они, добив врага, никуда далее идти не собирались и никакого другого отряда у Лебяжьего порога отродясь не было…
Эта выдумка бывалого разбойника доказывала, как уважительно заметил Владигор, что с годами Горбач становится даже еще хитрее, чем раньше. Если крысиное войско поверит в эту уловку и не пошлет погоню за отрядом Ждана, то половину задачи можно будет считать успешно выполненной.
Другую половину предстояло решить двум сотням воинов, которых поведет сам Владигор…
С первыми лучами зари люди княжича приблизились к Лебяжьему порогу. Они двигались двумя группами одна, во главе с Владигором, по берегу Звонки, другая — до реке, на небольших шнеках.
Княжич восседал на кауром скакуне и, словно проверяя, на что он способен, то и дело уносился прочь от своего конного отряда, гарцуя по прибрежным лужкам, перескакивая через низкие кусты дикой смородины и ничуть не беспокоясь о собственной безопасности.
Между тем он незаметно оглядывал окрестности, примечая каждую мелочь, которая свидетельствовала о близком присутствии болотных крыс. Обглоданные веточки молодых осин, разворошенный муравейник, содранный с каменного валуна мох, клочья окровавленной заячьей шерсти на измятой траве… Ясно, что они уже здесь — приползли, затаились, готовы наброситься.