и стонет так.Здесь каждый камень Ленина знаетпо топоту первых октябрьских атак.Здесь всё, что каждое знамя вышило,задумано им и велено им.Здесь каждая башня Ленина слышала,за ним пошла бы в огонь и дым.Здесь Ленина знает каждый рабочий,сердца́ ему ветками елок стели.Он в битву вел, победу пророчил,и вот пролетарий — всего властелин.Здесь каждый крестьянин Ленина имяв сердце вписал любовней, чем в святцы.Он зе́мли велел назвать своими,что дедам в гробах, засеченным, снятся.И коммунары с-под площади Красной,казалось, шепчут: — Любимый и милый!Живи, и не надо судьбы прекрасней —сто раз сразимся и ляжем в могилы! —Сейчас прозвучали б слова чудотворца,чтоб нам умереть и его разбудят,—плотина улиц враспашку раство́рится,и с песней на́ смерть ринутся люди.Но нету чудес, и мечтать о них нечего.Есть Ленин, гроб и согнутые плечи.Он был человек до конца человечьего —неси и казнись тоской человечьей.Вовек такого бесценного грузаеще не несли океаны наши,как гроб этот красный, к Дому союзовплывущий на спинах рыданий и маршей.Еще в караул вставала в почетныйсуровая гвардия ленинской выправки,а люди уже прожидают, впечатаныво всю длину и Тверской и Димитровки.В семнадцатом было — в очередь дочериза хлебом не вышлешь — завтра съем!Но в эту холодную, страшную очередьс детьми и с больными встали все.Деревни строились с городом рядом.То мужеством горе, то детскими вызвенит.Земля труда проходила парадом —живым итогом ленинской жизни.Желтое солнце, косое и лаковое,взойдет, лучами к подножью кидается.Как будто забитые, надежду оплакивая,склоняясь в горе, проходят китайцы.Вплывали ночи на спинах дней,часы меняя, путая даты.