Вторая поездка, названная в дневнике “Поход в степь II. Июнь 1835”, длилась целый месяц. Даль отмечает[28 Там же, л. 3 об-5 об.], что они выехали из Оренбурга 4 июня в 6 часов утра, 5 июня прибыли в Орскую крепость, побывали на Тоболе и вернулись домой 5 июля, пройдя за это время 1005 верст. Кроме заметок о походе, мы находим в записной книжке сочиненную Далем “Песню для уральцев на поход 1835 года на Тобол”[29 Там же, л. 6-6 об.], тексты уральских народных песен, а также наброски к художественным произведениям - рассказу “Подолянка” и повести “Бедовик”.
Уральский казак. Рисунок художника А.О. Орловского
Более основательно обстоятельства этого похода изложены в документах хранящегося в ГАОО дела “О перенесении части Оренбургской линии в Киргизскую степь”[30 ГАОО, ф. 6, оп. 10, № 4290.], начатого 24 марта. Этим же числом датировано и письмо только что вернувшегося из столицы Перовского Г.Ф. Генсу. В письме военный губернатор доводит до сведения председателя Пограничной комиссии содержание принятого Азиатским комитетом положения “по предмету сокращения оренбургской линии”, утвержденного царем 5 декабря 1834 г. Далее в архивном деле следует переписка о выделении из казны на эту операцию 250 тысяч рублей, из которых 50 тысяч были выданы в мае 1835 г., а остальные выплачивались по мере надобности.
Затем мы узнаем, что отрядом, выступившим в степь 4 июня, командовал сам Перовский. При нем находились чиновник особых поручений Даль, генерал-майор Циолковский, гвардии штабс-капитан Балкашин и линейного оренбургского батальона прапорщик Виткевич. Отряд состоял из 98 казаков и 50 башкирских всадников с офицерами[31 Там же, л. 26-26 об.].
Задачи и маршрут следования отряда описаны в письме Перовского, отправленном в Петербург 16 июля: “Желая лично осмотреть все пространство земли, присоединяемое к Оренбургскому краю перенесением некоторой части линии, я отправился из Оренбурга 5 июня и через два дня выступил из крепости Орской с конным отрядом в числе 150 человек. Прошел по всем местам, через которые предполагается новая линия, я обозрел, кроме того, часть течения Тобола и другим путем возвратился в крепость Орскую ровно через месяц, сделав всего по одометру 1100 верст. При осмотре новой линии я нашел, что оба крыла ее заняты согласно Высочайше утвержденному предположению, а именно: на правом крыле основаны укрепления Императора и Наследника, на левом Михайловское, а в промежутках их, считая к флангам, сделаны пять редутов и десять пикетов; на каждом из этих пунктов находятся войска и производится заселение; на будущий год укрепление новой линии будет приведено к окончанию”[32 Там же, л. 3.].
Как свидетельствует другое архивное дело[33 ГАОО, ф. 6, оп, 5, № 1076.], действия Перовского удостоились полного одобрения, выраженного в высочайшем рескрипте, о котором он оповестил 22 сентября всех “участников и сподвижников своих на поприще службы”.
Тот же путь по степи до Тобола прошла затем геологическая экспедиция под руководством Г.П. Гельмерсена. Она должна была исследовать те места, где геологи, сопровождавшие в 1834 г. топографов из отряда полковника А.А. Жемчужникова, обнаружили следы золота. Экспедиция отправилась в конце июля 1835 г. из Орска и вернулась в сентябре. В дневниковых записях Г.П. Гельмерсена [478] подробно описаны ее путь, результаты работы и приключения, пережитые ее участниками. Сам Гельмерсен возвратился больным и был вынужден оставаться в Оренбурге до мая 1839 г., где приводил в порядок данные метеорологических, барометрических и психометрических наблюдений, которые вел в Оренбургском крае с 1828 г.
Осенью 1835 г. началась подготовка к важной внешнеполитической акции, в которой В.И. Далю также пришлось принять самое непосредственное участие. Торговля русскими пленниками в Средней Азии, продолжавшаяся несмотря ни на какие меры оренбургской администрации, вынудила Перовского приступить к более решительным действиям - 25 сентября он обратился к управляющему Азиатским департаментом К.К. Родофиникину с большим письмом[34 ГАОО, ф. 6, оп. 10, № 4371.], где сообщал, что в Хиве и Бухаре живут до 3 тысяч русских, “которые на воровских происках киргизов (казахов) и трухменцев (туркмен) лишились свободы и в тяжком рабстве, недоедая и недосыпая, ждут искупления своего”. И далее сообщает: “С бухарским и хивинским правительствами нельзя пускаться ни в какие переговоры, нельзя иметь никаких сделок и условий, ибо все это остается без всякой пользы, только на бумаге”[35 Там же, л. 1.]. “Несообразность таковых взаимных отношений в политике Державы нашей и этих ничтожных владельцев, - говорится далее в письме, - должна поразить всякого, кто имел случай познакомиться с этим предметом”[36 Там же, л. 1-2.].