Осенью 1837 г. В.И. Даль закончил повесть “Бедовик” (которая, как он признавался П.И. Шлейден, нравилась ему больше других), рассказы “Болгарка” и “Подолянка”, “Солдатские досуги” и начал писать повесть из казахской жизни “Майна”. «Заготовлено у меня, - писал Даль сестре, - также все для новой “Киргизской повести”, не так плачевной, как “Мауляна”, а более забавной - и смешная, шуточная, забавная сторона быта азиатского, кажется, будет новой».
Занимался В.И. Даль и литературно-критической работой: в 1837 г. были опубликованы две большие статьи о недавно вышедших сочинениях украинского писателя Г.Ф. Квитки-Основьяненко, которым он дал самую высокую оценку.
Внимание В.И. Даля по-прежнему привлекала модная тогда восточная тематика. К этому времени он уже свободно владел татарским языком, который начал изучать вскоре после приезда в Оренбург под руководством муллы Абдуллы, последний стал его близким другом. Оказывал ему помощь и знаток татарского и персидского языков, выпускник, а затем преподаватель Неплюевского военного училища, Мартиниан Иванович Иванов, служивший одновременно переводчиком при Оренбургской пограничной комиссии. Кстати, мало кому сейчас известно, что М.И. Иванов был автором “Татарской хрестоматии” и “Татарской грамматики”, которые были опубликованы в Казани в 1842 г. и сразу стали библиографическими редкостями.
Нет в биографической литературе о В.И. Дале упоминаний о том, что он занимался переводами с татарского языка, между тем, в 1835 г. он напечатал в журнале “Сын отечества” свой перевод татарской легенды “Жизнь Джингиз-хана”, а в 1837 г. в “Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду” вышел перевод ее продолжения - “Об Аксак-Тимуре”. В примечаниях к первому переводу Даль писал: “Кажется, перевод верен и близок: впрочем, подлинник во многих отношениях сбивчив и неясен, да притом и словаря татарского у нас в России нет вовсе. Я ссылаюсь во всем, что сделал, на муллу Абдуллу и на учителя татарского языка при Неплюевском военном училище г. Иванова, который со всегдашним радушием и готовностью нередко служил мне, так сказать, живым словарем” [24, с. 227].
В 1837-1838 гг. особый интерес оренбургской администрации вызывала недоступная европейцам Хива, отношения с которой все осложнялись. Сведения об этой практически неизвестной стране черпались главным образом из рассказов бывших русских пленников. В.И. Даль обработал и опубликовал ряд таких рассказов, которые, при всей их документальности, носят характер художественных очерков.
К этому же времени относится большая статья медицинского содержания, написанная в форме письма к В.Ф. Одоевскому и опубликованная в журнале “Современник”. Из нее видно, что и в оренбургский период жизни доктор медицины В.И. Даль не прекращал врачебной практики. Статья озаглавлена “Об омеопатии” [47] и посвящена защите гомеопатических методов лечения, горячим сторонником которых Даль стал, применяя их на практике и убеждаясь в их действенности.
Знакомясь с работой, которую Даль вел в 1837-1838 гг., нельзя не удивляться необыкновенному многообразию его творческих интересов и поразительной трудоспособности. В это время очень успешно шли и его научные дела, связанные прежде всего с организацией Музеума естественных произведений Оренбургского края и поиском интересных экспонатов для Зоологического музея Петербургской Академии наук. Уже в первом письме к Ф.Ф. Брандту, которое датировано сентябрем 1837 г.[69 ПФА РАН.], Даль сообщал, что отправил ему шкуру странного волка, убитого в Бирском уезде, которого “не могли принять ни за быка, осла, лошадь, или за волка” и пришли к выводу, что это “какой-то выродок, игра ветренной природы”. Кроме того, им выслано несколько экземпляров птиц, среди которых, по мнению Даля, были представители видов, неизвестных науке. С этого времени началась регулярная отправка посылок с шкурами редких животных и птиц, их оценили ученые и аккуратно фиксировали в протоколах Академии наук.
В переписке В.И. Даля и Ф.Ф. Брандта много внимания уделялось “казачьим малолеткам” - подросткам, обучавшимся в Петербурге набивке чучел у консерватора Зоологического музея Е.И. Шрадера. Двое из них (Иван Мелихов и Павел Волженцов) вернулись в Оренбург уже в 1838 г. и, поступив в полное распоряжение Даля, стали его помощниками по изготовлению экспонатов для оренбургского музея.