Выбрать главу

Слова поддержки приходили и от других сослуживцев, например из Москвы от недавно уволенного в отставку инженер-капитана Агапиева: “Я услышал здесь об ужасной потере, Вами испытанной, и спешу изъявить Вам мое душевное участие; лишившись сам многого, я знаю, что такое горе. Поэтому в какой бы час ни попалось Вам это письмо, примите его как следствие внутреннего моего влечения сочувствовать человеку, которого я уважаю за неизменное благородство правил и за честное, доброе сердце; а это везде и всегда редкость. Будьте здоровы, поберегите себя, это нужно Вашим детям”.

Письмо, написанное Далем П.И. Шлейден спустя два месяца[74 Там же.], проникнуто глубоким горем, но поражает мужественным и трезвым отношением к жизни. Он пишет, словно не о себе, рассматривая свое состояние как болезнь, против которой нет никаких лекарств, кроме времени и терпения. Из письма видно, что Даль принял приглашение Перовского и живет на “кочевке”, где так любила бывать жена, письмо без даты, в нем, в частности, говорится: “Тяжело, сестрица, и не знаю, как быть, как привыкать. Люди, у которых горе вырывается наружу, которые могут рассчитываться в подобных случаях наружными знаками отчаяния, у которых всякая беда бьет в кость и в ноги, - скоро отдыхают и забывают; тело изнемогает, временно, под бременем удара, душа рвется и бьется, и засыпает вместе с телом. Сон этот дарует новую крепость и силу, новые обстоятельства и отношения развлекают мысли и душу и горе забыто.

Не так бывает у людей, которые умеют заставить плоть, тело поработать вместо и на счет духа, у которых внешняя, наружная жизнь как-то всегда и при всех обстоятельствах довольна ровна и однообразна - здесь дух должен рассчитываться за духовное и ему подставы нет.

Знаю, что миллионам суждено испытать то же, что и мне; что миллионам определено нечто более тяжкое - верую в Творца и в посмертную жизнь, понимаю суетность, бренность, ничтожество каждодневной жизни, этого вековечного муравейника, переношу смиренно все и готов перенести еще более, не сломит меня никакое земное горе, не лишит меня - так я твердо уверен и надеюсь - рассудка; но если природа, Создатель, вложила в меня потребность, нераздельную с сущностью моею, и если лишает меня в то же время навсегда средства утолить потребность эту, любить, донельзя любить жену - тогда не могу не сознаться, что это выходит сказка о Тантале в лицах. Терпеть могу; сносить, молчать - но не могу дать ни покою, ни услады - не могу даже понудить себя к бесчувствию, равнодушию, к этой преждевременной смерти духа; первой потребности, без которой нет спокойствия ни одной минуты в течение целых суток - нет; болей, молись и жди - что будет, то будет.

Живу опять на кочевке, где так хорошо, так хорошо, что не расстался бы век - горы, леса - новый вид на каждых ста шагах - и все это упорно и насильственно напоминает мне только, как бы она радовалась всему этому и утешалась, а без нее и тут скучно, грустно насмерть.

Впрочем, я думаю, никто этого не видит; я по наружности тот же человек, что и был; немножко более прячусь от людей и то только иногда”. Действительно, из архивных документов и писем В.И. Даля к Ф.Ф. Брандту следует, что осенью 1838 г. он деятельно занимался делами Музеума и организовывал работу чучельников.

В конце 1838 г. произошло очень важное для В.И. Даля событие - 21 декабря Петербургская Академия наук избрала его членом- корреспондентом по естественному Отделению, тем самым он получил официальное признание как ученый-натуралист.

Из академических протоколов, хранящихся в ПФА РАН, видно, что кандидатуру В.И. Даля выдвинули академики Шмидт, Брандт и Бэр[75 ПФА РАН, ф. 1, оп. 1а, № 58, л. 129.]. В список для голосования по тому же Отделению были внесены и два иностранных ученых - Валентен из Бреслау и Гарлан из Нью-Йорка. В результате баллотировки наибольшее число голосов получил Даль: за него проголосовало 20 академиков из 21. Избранными были объявлены он и Гарлан, за которого было подано 18 голосов, один бюллетень оказался испорченным.

В.И. Даль высоко ценил это ученое звание и впоследствии с явной обидой заметил: “Академия наук сделала меня членом-корреспондентом... по естественным наукам, а во время соединения Академий меня, без ведома моего, перечислили во 2-е Отделение” (т.е. в Отделение языка и словесности). После того, как в 1863 г. В.И. Даль, уже признанный лингвист и этнограф, стал почетным членом Петербургской Академии наук, его первоначальное избрание в члены-корреспонденты в качестве ученого-натуралиста вообще забылось и лишь изредка упоминается биографами.