Первоначально начало экспедиции планировалось на сентябрь 1838 г. В сентябре из министерства просвещения в Академию наук поступило сообщение: “Ныне оренбургский военный губернатор уведомляет, что... экспедиция, к которой в Оренбурге делаются уже все приуготовления, должна выступить с линии около половины марта будущего года, и как гг. ученые, вероятно, пожелают осмотреться там и приуготовиться к дальнейшему пути, то желательно бы было, чтоб они прибыли в Оренбург заблаговременно, зимним путем”[93 ПФА РАН, ф. 2, 1-1837, № 2, л. 20-20 об.].
В.И. Даль в цитированном письме к академику Брандту писал о том, что у экспедиции есть шанс и что в Оренбурге все собрано в дорогу. Помешать, по его словам, могли только “штуки хивинцев”, но он тогда был уверен в том, что русские пленные вскоре будут возвращены и все осложнения закончатся летом 1838 г.
Однако этим планам не суждено было осуществиться. Напряжение в отношениях России с Хивой еще более усилилось, поэтому путешествие становилось небезопасным. Поэтому 1 января 1838 г. последовало решение отложить до весны 1839 г. ученую экспедицию к берегам Аральского моря[94 Там же, л. 25.], затем вообще наступила полная неопределенность. Так, С.С. Уваров писал в Академию наук, что на его вопрос, состоится ли экспедиция в указанный срок, вице-канцлер Нессельроде ответил, что “по сему предмету он докладывал Государю Императору и Его Величество, приняв в уважение настоящее положение дел в Средней Азии и существующие неприязненные отношения к Хиве, Высочайше повелеть соизволил означенную экспедицию отложить до обстоятельств, более к тому благоприятных”[95 Там же, л. 35-35 об.].
Но Перовский настаивал на прежнем проекте и во время очередного визита в столицу добился нужного решения. В апреле 1839 г. Академию наук оповестили, что царю “благоугодно было предоставить ближайшему рассмотрению” Перовского все вопросы, связанные с отправлением ученой экспедиции к Аральскому морю и “разрешено ему ныне же приступить к нужным приготовительным мерам”[96 Там же, л. 36-36 об.]. В мае военный министр вынес решение о военном отряде, “назначенном в прикрытие ученой экспедиции для осмотра восточных берегов Аральского моря”, походной церкви со священником для этого отряда, а также об артиллерийском снаряжении.
Таким образом, путешествие должно было состояться в ближайшее время, Академии вновь следовало приступить “к приготовлениям, собственно до ученой части относящимся”[97 Там же, л. 36 об.], но на сей раз академики к распоряжению отнеслись с сомнением. Ее непременный секретарь П.Н. Фус писал С.С. Уварову 14 апреля, что после отсрочки экспедиции подготовка к ней прекратилась и теперь невозможно приготовиться “с тою основательностью и осмотрительностью, которые составляют необходимое условие успеха в предприятиях сего рода”[98 Там же, л. 38.]. Кроме того, назначенные ранее участники экспедиции были заняты сейчас другими делами. Но главная причина состояла в следующем: “До сведения Академии дошло, что сам г. генерал-адъютант Перовский пригласил от себя к содействию этой экспедиции некоторых ученых, которые были предварены заранее, могли основательно подготовиться и, находясь уже на месте или в недальнем от него расстоянии, оставят путешественникам Академии лишь недобранное ими, а посему участие Академии в сей экспедиции становится даже излишним”[99 Там же, л. 38 об.]. Видимо, речь здесь шла о Лемане, уже работавшем в Оренбурге, кроме того, академики были недовольны “весьма стесненным временем” и тем, что маршрут был составлен Перовским без их ведома.
На ясно выраженное академиками “желание не участвовать в экспедиции” 12 мая С.С. Уваров ответил, что “Академия не может считаться освобожденной от участия в оной”[100 Там же, л. 40 об.-41.]. Вскоре он сообщил П.Н. Фусу, что царь изволил одобрить представление генерал-адъютанта Перовского, который для значительного сокращения издержек и для того, чтобы не потерпеть в степях недостатка в воде, считает необходимым выступить в ноябре сего года[101 Там же, л. 42-42 об.].