Юлия Векшина
Владимир Коковцов, министр финансов Российской империи
Введение
Конец XIX — начало XX в. внесли в историю России значительные перемены, повлекшие за собой изменения во всех сферах жизни общества. Происходил активный поиск и выбор альтернативных возможностей обновления социально-экономических и политических отношений. Общественные потрясения, сопровождающие модернизационные процессы, привели к возникновению и развитию новых явлений во внутриполитической жизни страны и международных отношениях. Это был период перехода к индустриальному обществу, в исторической науке получивший название «модернизации»[1].
История реформаторства, изучение перспектив и возможности реализации преобразований в политической и экономической сферах на рубеже XIX–XX веков требуют дальнейшего построения смысловых модельных конструкций общественного развития, их достижимым взвешенным анализом, предложением, прогнозом и политической реализацией. Дискуссии о перспективах исторического развития России в указанный период не прекращаются долгое время[2]. В центре их стоит проблема: был ли у России свой собственный путь, или она должна была пройти стадии развития государств Западной Европы. Несмотря на то, что эта тема с конца 1980-х годов все более привлекает внимание исследователей, многие вопросы остаются дискуссионными.
Неоднозначные социально-экономические последствия реформ побуждают, тем не менее, исследователей обращаться к опыту отечественного реформирования периода общенационального кризиса Российской империи начала XX в.
Для нас, с точки зрения персональной истории неисследованными являются еще многие личности и государственные деятели, результаты политической деятельности которых, распространяясь далеко в будущее, имели судьбоносный характер для населения Российской империи, а также для населения зависимых и экономически связанных с Россией государств. В последнее время обращается внимание и на то, что сложности возникают и при исследовании хорошо известных исторических личностей, — негативную роль играет «настойчивое проявление феномена известности, своеобразие „эффекта узнавания“[3], когда при всей узнаваемости фамилии реальный человек во многом остается незнакомцем»[4].
Наше скромное исследование посвящено личности В. Н. Коковцова, что позволяет выявить типичные черты российского чиновника высшей квалификации, деятельность которого можно идентифицировать в известном временном периоде по совокупности управленческой взаимосвязи с историческими событиями в российской государственности. Опыт управления, профессиональные качества и морально-нравственные черты его личности актуализируются современными проблемами роли и облика государственных чиновников в системе властных полномочий, а также результативности их бюрократической и общественной деятельности.
Отсутствие длительное время специального интереса к личности Владимира Николаевича Коковцова является свидетельством как сложности и неоднозначности определения исторической значимости изучаемой персоны, так и незавершенности исследований сущности модернизационной трансформации в 1904–1914 гг. — периода, ознаменовавшего противоречивый процесс развития российского капитализма, и совпавшего с пиком карьеры В. Н. Коковцова.
Первые подходы к осмыслению деятельности В. Н. Коковцова как министра финансов появились ещё до 1917 г. Это исследования дореволюционных авторов по финансовым проблемам Российской империи начала XX века: работы М. И. Боголепова[5], И. Озерова[6], М. И. Фридмана[7]. В них дается критическая оценка экономической стратегии высшего чиновника с его накопительной практикой по бюджетному процессу, что, в конечном счете, привело, по мнению авторов, к торможению оборачиваемости национальных средств.
Второй период в изучении деятельности В. Н. Коковцова хронологически связан с исследованиями советского периода 20-х — начала 90х гг. XX в.
В 20-е годы Б. А. Романов опубликовал сборник документов, в которых В. Н. Коковцов фигурирует как министр финансов в связи с займами правительства за границей[8], но авторская оценка его действий не обозначена. Публикации других документов в этот период также не ставили своей целью дать глубокий анализ политической культуры дореволюционной России, ограничиваясь заявлениями, что «семья Романовых, в лице своих главных представителей, носила явные следы умственного и психического вырождения»[9]. Политическая культура чиновников и их личностные интересы также не анализировались.
2
Gerschenkron A. Russian Agrarian Policies and Industrialization, 1861–1917 // The Cambridge Economic History of Europe. Vol. 6. Cambridge: Cambridge University Press, 1965; Бовыкин В. И. Россия накануне великих свершений: к изучению предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. М.,1988; Бовыкин В. И. Проблемы перестройки исторической науки и вопрос о «новом направлении» в изучении социально-экономических предпосылок ВОСР // Истории СССР. 1988. № 5; Поликарпов В. В. Новое направление в старом прочтении // Вопросы истории. 1989. № 3; Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX-начало XX в.). Новые подсчеты и оценки. М., 2003.
3
Лачаева М. Ю. Синдром узнавания и проблемы познания известной личности/ Исторические персоналии: Мотивировка и мотивации поступков. Материалы Всероссийской научной конференции 16–17 декабря 2002 г. СПб., 2002. С.14.
8
Романов Б. А. Россия в Маньчжурии (1892–1906). Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма. Л., 1928.
9
Семенников В. Вступительная статья / Николай II и великие князья (родственные письма к последнему царю). Л.-М., 1926. С.11.