Заметим, если бы ГКЧП намеревался действительно арестовать Ельцина, то мог бы сделать это в течение 19–21 августа несколько раз, причём без всякого шума.
Почему же российское, а вместе с ним и московское руководство встало на путь жёсткой конфронтации с ГКЧП?
Утром 19 августа, ещё до оглашения документов ГКЧП, по телевидению и радио было зачитано заявление председателя Верховного Совета СССР Лукьянова, посвящённое наиболее болезненной проблеме, которая, как мы уже знаем, послужила толчком к выступлению ГКЧП, последней каплей, переполнившей чашу терпения. Заявление было подготовлено ещё 16 августа, сразу же после того, как в печати был обнародован подготовленный к подписанию в обход высших органов власти страны и общественности проект Договора о Союзе суверенных государств. Было подчёркнуто, что в нём не нашли отражения результаты всенародного референдума и полностью проигнорированы принципиальные положения нового Союзного договора, которые были в основном одобрены Верховным Советом ранее, 12 июля 1991 года.
В заявлении напоминалось, что «Верховный Совет СССР признал целесообразным предусмотреть в проекте Союзного договора наличие в СССР единого экономического пространства, единой банковской системы и закрепления за Союзом собственности, необходимой для его нормального функционирования как федеративного государства. Особо было оговорено требование установления самостоятельных налоговых поступлений в союзный бюджет…
Исключительно серьёзное внимание уделил Верховный Совет СССР прекращению так называемой «войны законов», на деле означавшей вопиющее беззаконие. В связи с этим для включения в Договор была предложена норма, не допускающая приостановления Союзом ССР республиканских законов, а республиками — союзных законов, и предусматривающая разрешение возможных споров путём согласительных процедур или решениями Конституционного суда СССР. Несмотря на то, что это предложение было поддержано виднейшими советскими юристами, оно также не нашло должного отражения в тексте договора, подготовленного в Ново-Огарёве».
Все эти проблемы требовали серьёзного обсуждения на сессии Верховного Совета СССР, а затем — и на Съезде народных депутатов страны. «Без этого такой наиважнейший для судьбы нашего государства документ, как Союзный договор, не сможет в полной мере выражать волю советского народа о сохранении Союза ССР — великой державы, призванной служить интересам граждан всех национальностей и оказывающей серьёзнейшее воздействие на международную обстановку во всём мире».
Кстати, за это своё заявление Лукьянов, который не был членом ГКЧП и никакого участия в его работе фактически не принимал, оказался за решёткой. Но это ещё были только первые шаги крепнущей российской «демократии» по устранению со своего пути политических соперников методами сталинского террора, который они на словах так яростно осуждали…
Ни в одном документе ГКЧП, ни в одном его действии не было и намёка на борьбу за власть. Но политическая игра, которая велась командой Ельцина, рассчитывавшей 20 августа получить «вольную» и свободно выйти из СССР, оказалась на грани провала. Нет никакого сомнения, что не случись ГКЧП, они уже тогда бы осуществили свой замысел и мы получили бы «Беловежскую Пущу» не в декабре, а в августе.
В этом — ключ к пониманию того, почему меры ГКЧП встретили такое ожесточённое сопротивление ельцинистов. Ничего подобного тому, что мы увидели в августе в Москве, больше нигде не наблюдалось. Даже в наиболее проблемных республиках и регионах создание ГКЧП получило позитивные отзвуки. Так, президент Грузии З. Гамсахурдия уже 19 августа вывел из Тбилиси свою так называемую «национальную гвардию», объявив о намерении не обострять и без того сложную обстановку в стране. В этот же день армянские боевики освободили всех захваченных ранее (28 человек) военнослужащих внутренних войск МВД СССР, выполнявших задачи по предотвращению межнациональных конфликтов.
В ГКЧП предполагали, что «демократическими» силами наверняка будут организованы акции протеста в Ленинграде. Крючков на этот счёт дал жёсткую установку начальнику Ленинградского УКГБ генералу А. А. Куркову — не мешать и не предпринимать никаких ответных действий. Митинг в городе прошёл 19 августа и завершился без эксцессов, а к вечеру 20 августа обстановка окончательно стабилизировалась.
И только в Москве, где хорошо знали позицию ГКЧП: никакого противостояния и «контрмитингов» с непредсказуемыми последствиями, — пошли по пути провокаций, пытаясь довести ситуацию до взрыва.
Надуманная версия борьбы ГКЧП за власть представляет собой старый воровской приём: хорошо известно, кто громче всех кричит: «Держи вора!» Как сказал по горячим следам августовских событий один из журналистов, выносить членам ГКЧП обвинение в «заговоре с целью захвата власти» — это примерно то же самое, что обвинять коньяк «Наполеон» в бонапартизме.
Все члены Государственного комитета были людьми самодостаточными, и никто из них не страдал комплексами неполноценности, порождающими неуёмную жажду власти. Например, В. А. Крючков, ставший по воле обстоятельств одной из центральных фигур «заговорщиков», до августа 1991 года дважды подавал Горбачёву заявления об освобождении от должности председателя КГБ и дважды получал отказ. Если в чём и лукавил при этом Владимир Александрович, так это в том, что в качестве причины, побуждавшей его просить об отставке, указывал состояние здоровья. Хотя оно и на самом деле не отличалось крепостью, нежелание Крючкова занимать высокий и ответственный пост было вызвано прежде всего политикой Горбачёва, его постоянными метаниями, лишавшими каких-либо перспектив страну, а с ней — и государственные институты, в том числе Комитет государственной безопасности, служивший надёжным щитом социалистического государства.
Даже в период самой разнузданной «демократической» пропаганды мало кто осмеливался упрекнуть кого-либо из членов ГКЧП в карьеризме. Это были люди, для которых смысл жизни заключался в самоотверженном и бескорыстном служении родине.
Не случайно все они оказались бессребрениками. О личной скромности Крючкова мы уже говорили.
Янаев за всю жизнь не скопил денег даже на «жигули» и имел лишь скромный дачный домик на шести сотках.
Всё состояние Пуго, ушедшего из жизни вместе с женой, составляло десять тысяч рублей в облигациях государственного займа.
Конечно же, об этом прекрасно знали «демократы». И всё же некоторые из них не гнушались грязными выдумками о зажиточной жизни и несусветных богатствах «партократов». Так, был беззастенчиво оклеветан Герой Советского Союза маршал С. Ф. Ахромеев, который, даже полагая, что ГКЧП обречён на неудачу, 19 августа срочно вернулся из отпуска в Москву и всемерно поддерживал его. По поводу гнусной лжи в адрес маршала известный публицист Виктор Кожемяко в книге «Политические убийства: жертвы и заказчики» писал:
«Видя сегодня на телеэкране модно одетую белокурую мадам, что-то лепечущую о социальной защите сирых и бедных, я всегда думаю: неужели не является тебе по ночам тень маршала Ахромеева? Того, который за величайшую скромность и аскетическую неприхотливость друзьями был назван спартанцем. Который, перейдя на должность советника президента, отказался от повышенного в полтора раза оклада. Который, даже прощаясь с жизнью, не забыл, что он должен в столовую несколько рублей, и в одной из последних записок попросил вернуть, приложив деньги.
Вы, нравственные пигмеи, злобно и жестоко травившие такого человека, разве вы способны — ну не подняться до его высоты, нет, а хотя бы эту высоту понять?»
…Дальше того, чтобы восстановить в стране конституционный порядок и дееспособность центральной власти, планы Государственного комитета по чрезвычайному положению не простирались.
Из Обращения ГКЧП к советскому народу:
«Кризис власти катастрофически сказался на экономике. Хаотичное, стихийное скольжение к рынку вызвало взрыв эгоизма: регионального, ведомственного, группового и личного. Война законов и поощрение центробежных тенденций обернулись разрушением единого народно-хозяйственного механизма, складывавшегося десятилетиями…