Ей поэт посвятил ряд стихотворений, а весной 1929 года имел намерение жениться на ней.
Но еще более разительными были помещенные в сборнике воспоминания художницы Е. А. Лавинской, вместе со своим мужем Антоном (его подпись стоит под некрологом поэту «Памяти друга») входившей в группу ЛЕФ при жизни Маяковского и сразу же порвавшей отношения с салоном Бриков после гибели поэта. То, о чем среди друзей Бриков было принято тактично умалчивать, здесь порой прорывалось довольно ясно. Эти воспоминания были записаны художницей в апреле – июле 1948 года, в дни очередной годовщины со дня гибели поэта. Записки завершаются такими словами: «Еще несколько слов о Бриках. Лично у меня за все годы знакомства не было ни одной ссоры с ними, не могу припомнить ни одного поступка со стороны Лили Юрьевны или Осипа Максимовича, который был бы направлен против меня или Лавинского. Больше того, знаю, что Лиля Юрьевна всегда ко мне очень неплохо относилась. Когда я начинала писать, я думала, что сумею как-то обойти Бриков, – мне вдруг показалось, что так будет «благороднее». Но я не смогла: получилась бы ложь, обман. И так уж много мест, которые характеризовали быт, я во время переписки вычеркнула»[22].
Как видим, вновь в центре внимания Н.Н. Асеев и Е.А. Лавинская. Только теперь мы уже знаем и о дневниках М.М. Пришвина, где роль ее высветляется еще ярче.
Таким образом, не очень высоко оценивая саму статью Л.Ю. Брик, В.Н. Дядичев, в сущности, описывает ту же картину, которую мы увидели «изнутри» статьи «Предложение исследователям[23]».
И вот в 1970 г. известный поэт Ярослав Смеляков, продолжая линию Воронцова – Колоскова, создал ходивший в самиздате текст – специфический документ, ставший достоянием читателей лишь в 2013 году в журнале «Наш современник».
Там можно было прочесть следующее: «Еще 17 апреля 1930 года, в день похорон Маяковского, в объединенном выпуске «Литературной газеты» и «Комсомольской правды» появилась статья Михаила Кольцова, где было сказано: «Нельзя с настоящего полноценного Маяковского спрашивать за самоубийство. Стрелял кто-то другой, случайный, временно завладевший ослабленной психикой поэта – общественника и революционера. Мы, современники, друзья Маяковского, требуем зарегистрировать это показание».
Год спустя в «Литературной газете» Николай Асеев опубликовал «Отрывки поэмы» с указанием, что в них обрисован один из эпизодов, «относящийся к Маяковскому». В «Отрывках поэмы» есть такие строки:
Из этих текстов Смеляков делает вывод, что и Кольцов, и Асеев были уверены в убийстве Маяковского. Так говорить можно, только если очень хотеть в элементарном художественном приеме очеркиста Кольцова, который имел в виду не более, чем, что тогда Маяковский был в таком состоянии, что не был собой – революционным поэтом; в свою очередь, тогда Асеев имел в виду то же самое: какой враг внушил тебе эту идею? Кто тебя к ней привел? Ведь даже в этих стихах нет ничего, кроме какого-то внешнего внушения.
Но Я. Смеляков в опубликованном в «Нашем современнике» тексте рассказывает о странной встрече с Николаем Асеевым, который сообщил Смелякову 8 февраля 1952 г. (хотя, по всем известным сведениям, Смеляков был арестован в 1951 году), что во всем виноваты Агранов и Ягода. В той же публикации приводится якобы рассказ Асеева о том, что некий офицер в 1942 году предлагал поэту доказательства убийства Маяковского, но Асеев, посоветовавшись с Осипом Бриком, предложил офицеру отправить материалы в следственные органы.
Теперь, в 1952 году, Асеев, якобы, очень жалел об этом. Текст этот настолько безобразен, что даже публикаторы из «Нашего современника» смущенно сообщили читателям, что поэт использовал здесь лексику знаменитой пропагандистской книги Ю.С. Иванова «Осторожно: сионизм!», вышедшей как раз в связи с Шестидневной войной.
22
Лавинская Е. А. Воспоминания о встречах с Маяковским // Маяковский в воспоминаниях родных и друзей. М., 1968. С. 333.
23
https://profilib.net/chtenie/107550/vladimir-dyadichev-lilya-brik-lyubimaya-zhenschina-vladimira-mayakovskogo-20.php