Не без умысла Мономах упомянул и об обеде на «Красном дворе» (по предположению И. М. Ивакина, он состоялся в день Пасхи 8 апреля 1078 г.)[111], целью которого, можно думать, являлись переговоры между Олегом и Всеволодом, где он, вероятно, выступал посредником. По всей видимости, это посредничество закончилось неудачей, поскольку в «Повести временных лет» имеется известие о том, что 10 апреля 1078 г. Олег бежал от Всеволода в Тмутаракань. Этот шаг означал разрыв отношений, последствия которого не замедлили сказаться через несколько месяцев. В Тмутаракани, где сформировалась междукняжеская коалиция, опиравшаяся на степных кочевников, Святославичи и их двоюродный брат Борис Вячеславич стали готовить ответный удар.
По свидетельству «Повести временных лет», в конце лета 1078 г. «привели Олег и Борис поганых на Русскую землю и пошли на Всеволода с половцами. Всеволод же вышел против них на Сожицу, и победили половцы русь, и многие убиты были тут: убит был Иван Жирославич и Тукы, Чудинов брат, и Порей, и иные многие, месяца августа в 25-й день. Олег же и Борис пришли в Чернигов, думая, что победили, а на самом деле земле Русской великое зло причинили»[112].
Об этом нашествии, которое было крупнейшим половецким вторжением на Русь с 1068 г., Мономах в «Поучении» пишет: «Из Смоленска придя, я прошел, сражаясь, сквозь половецкие полки, до Переяславля, и нашел отца, пришедшего из похода»[113]. По всей видимости, это случилось уже после того, как русские войска были разгромлены в битве при Сожице, в которой дружина Мономаха не успела принять участие. Однако оба они вряд ли могли противостоять половцам, поэтому Всеволод обратился за помощью к Изяславу. В летописи рассказывается, как Всеволод пришел к брату, они поздоровались и сели, после чего Всеволод стал рассказывать о своих злоключениях. «И сказал ему Изяслав: «Брат, не тужи. Видишь ли, сколько всего со мной приключилось: не выгнали ли меня сначала и не разграбили ли мое имущество? А затем, в чем провинился я во второй раз? Не был ли я изгнан вами, братьями моими? Не скитался ли я по чужим землям, лишенный имения, не сделав никакого зла? И ныне, брат, не будем тужить. Если будет нам удел в Русской земле, то обоим; если будем лишены его, то оба. Я сложу голову свою за тебя». И, так сказав, утешил Всеволода, и повелел собирать воинов от мала до велика». Таким образом, сложилась коалиция соправителей Русской земли против «князей-изгоев»: «Изяслав с Ярополком, сыном своим, и Всеволод с Владимиром, сыном своим» устроили экспедицию против Чернигова.
Под стенами города «старших» князей ждала неудача: несмотря на отсутствие Олега и Бориса, горожане отказались открыть ворота. Всеволод Ярославич за четырнадцать месяцев своего княжения не сумел снискать симпатий местного населения, которое предпочло поддержать Олега Святославича. Этот инцидент был первым проявлением сепаратизма в Русской земле, обусловленным политическими симпатиями городской общины. Князья не привыкли к такому развитию событий, и им оставалось подвергнуть город осаде. Осаждающим удалось добиться некоторых успехов. Мономах, захватив восточные ворота, сжег посад, заставив защитников укрыться во внутреннем городе. Довести до конца осаду не удалось, так как стало известно о приближении Олега и Бориса, которые, видимо, набрали войско на территории Черниговской земли, поэтому «старшие» князья были вынуждены выступить им навстречу.
По свидетельству летописи, перед началом сражения Олег Святославич предлагал начать мирные переговоры, говоря своему союзнику: «Не пойдем против них, не можем мы противостоять четырем князьям, но пошлем со смирением к дядьям своим». Борис Вячеславич отверг это предложение со словами: «Смотри, я готов и стану против всех». В этом летописном фрагменте показательно стремление оправдать одного из мятежных князей и возложить всю ответственность за принятое решение на другого, хотя отношение к Олегу Святославичу в «Повести временных лет» балансирует на грани положительной и отрицательной характеристики. Тем не менее Олег Святославич в дальнейшем играл весьма заметную роль в междукняжеских отношениях и стал родоначальником княжеской ветви («Ольговичей»). А вот Борис Вячеславич потомства не оставил, поэтому составителю или редактору летописного рассказа было удобнее возложить всю ответственность за дальнейшие события на этого князя.