"И, обойдя Треполь, прошли вал. И вот половцы двинулись навстречу, имея впереди стрелков. Наши же, встав между валами, подняли стяги свои, и двинулись стрелки русские из-за вала. И половцы, подойдя к валу, подняли стяги свои и налегли в первую очередь на Святополка и врезались в полк его. Святополк же держался стойко, а люди его побежали, не выдержав натиска воинов; после же побежал и Святополк. Потом половцы обрушились на Владимира, и завязался бой лютый; побежали и Владимир с Ростиславом, и воины их. И прибежали к реке Стугне, и бросились в реку Владимир с Ростиславом, и стал тонуть Ростислав на глазах у Владимира. И захотел Владимир подхватить брата своего и едва не утонул сам. И утонул Ростислав, сын Всеволодов. Владимир же, перейдя реку с остатками дружины - ибо много пало людей из полка его и бояре его тут пали - и перебравшись на ту сторону Днепра, оплакал брата своего и дружину свою и пошел в Чернигов в глубокой печали. Святополк же вбежал в Треполь и заперся там, пробыл там до вечера, и в ту же ночь пришел в Киев. Половцы же, видя, что победили, одни пустились грабить землю киевскую, а другие вернулись в Торческ. Эта беда случилась в день Вознесения Господа нашего Иисуса Христа, 26 мая..."
* * *
Оторвавшись от списка, Мономах нетерпеливо провел ладонью по лицу почудилось ему, паутина налипла.
- Микита! Да что такое?! Вели смести! - крикнул он сердито.
Микита, тяжело ступая, подошел к печи и встав на лавку, стал слепо водить рукой по потолку. Знал Микита, что нет там ничего, чисто, да разве с князем поспоришь. Даже теперь, в старости, горяч Владимир Всеволодович, а в молодые годы совсем был вспыльчив. Только скажи ему что поперек - вспыхнет как головня. Вспыльчив - да отходчив.
- Не надо, старик! Ступай, завтра! - нетерпеливо крикнул Мономах, а сам подумал: зачем читает он летопись, зачем терзает память? И так, без летописи Сильвестровой, помнит он те годы - тяжелые, позорные для Руси. Казалось, Бог наказывает их за гордыню, за распри, за усобицы. Скверно, очень скверно распорядились дети и внуки Ярослава Мудрого его наследством.
При них Русь, могучая единая Русь, которую Ярослав собрал такими стараниями, распалась на множество удельных княжеств. Разве тогда, при Ярославе осмелились бы сунуться половцы? А теперь, обнаглев от безнаказанности, отрывают от Руси кусок за куском, точно волки, рвущие в февральскую колкую стужу оголодавшего лося.
Тогда лет пятнадцать-двадцать назад поражения русских ратей следовали одно за другим. Не успели русичи залечить раны от удара при Стугне, как половцы нанесли им новое тяжелое поражение.
Вот и снова пишет летописец:
"Половцы воевали много и возвратились к Торческу, и обессилели люди в городе и сдались осаждавшим. Половцы же, взяв город, подожгли его огнем, а людей поделили и увели в вежи к семьям своим и сородникам своим много крещеного народа: страдающие, печальные, измученные, стужей скованные, в голоде, жажде и несчастиях, с осунувшимися лицами, почерневшие телом, в чужой стране, с языком воспаленным, голые и босые, с ногами, израненными тернием, со слезами отвечали они друг другу: "Я жил в этом городе", а другой: "Я из того села"; так вопрошали они друг друга со слезами, называя свое происхождение, вздыхая и взоры обращая на небо к Вышнему, ведущему тайное..."
Мономах зажмурился.
Сколько раз в жизни бывали моменты, когда жертвовал он ради целостности Руси своими интересами: отказывался и от стола Киевского, и от Чернигова, уступая их иным князьям, а все потому, что не хотел, чтобы из-за бренного, преходящего проливалась православная кровь, чтобы проклинали его матери и жены павших в усобицах.
Рука Мономаха, протянувшаяся перевернуть страницу, застыла на мгновенье, чуть задрожала. Он знал, что прочтет сейчас о стыде земли Русской, о своем стыде: как лишился он города Чернигова. Ни о чем не утаит летописец. Не перед князьями он в ответе - перед всеми будущими веками.
"В год 6602 (1094).
Заключили мир Святополк с половцами, и взял себе в жены дочь Тугоркана, князя половецкого. В том же году пришел Олег Святославич с половцами из Тмутаракани и подошел к Чернигову. Владимир же затворился в городе. Олег же, подойдя к городу, пожег его окрестности и монастыри пожег...
Владимир же заключил мир с Олегом и ушел из города на стол отцовский в Переяславль, а Олег вошел в город отца своего. Половцы же начали воевать около Чернигова, так как Олег не препятствовал им, ибо сам приказал им воевать. Это уже третий раз он навел поганых на землю Русскую, его же грех Бог да простит ему, ибо много христиан истреблено было, а другие взяты в плен и разведены по чужим землям. В тот же год пришла саранча на Русскую землю, 26 августа, и поела всякую траву и много хлеба."
Лаконична летопись. Захватила только главное, вершинное - а сколько там в глубине судеб человеческих, поломанных жизней, крови и слез. Сколько неродившихся детей и унижения для всей земли...
* * *
Роптали русские люди. Часто бывало, работая в поле и заслыша какой звук, мужики отрывались от плуга и настороженно смотрели в сторону степей половецких. Жены же их, бросая серпы, хватали детей и готовились бежать с ними в лес. Неровен час налетят степняки, окружат как саранча и, накинув аркан, уведут в степи - на продажу. Только и останутся лежать в поле оставленный в борозде плуг да сорванный с головы платок.
Да если бы еще только половцы... Много тогда кто зарился на Русскую землю. Лакомый кусок она для всякого завоевателя. Нивы наши славились плодородием, города - богатством торговым, мужи посадские - мастеровитостью и ремеслами. Ну а о красоте жен и говорить нечего - она повсюду известна. Вот и устремляются на Русь со всех концов любители лёгкой наживы.
Новогородцы с князем своим Мстиславом, сыном Мономаха, ходят на чудь, к западу от Чудского озера. Полоцкие и волынские князья отражают ятвягов и латышей, а Ярослав - младший князь Святославич - бьется и весьма несчастливо с мордвою. Ни одно десятилетие кипят эти сражения - в год-два не установишь Русь, не вернешь ее к величию, какое было при Ярославе.