В январе 1892 года В.Д. Набоков с отличием окончил университет по кафедре уголовного права49. После военной службы он поступил в Государственную канцелярию — цитадель золотой молодежи, где «бесшумно двигались необыкновенно статные камер-лакеи в расшитых ливреях и белых чулках, разнося чай и кофе»50. Вскоре, однако, он предпочел чиновной карьере академическую и уже в двадцать пять лет напечатал свою первую научную статью51. Для подготовки по кафедре уголовного права он был командирован в Германию, где учился в Галле, а также в Лейпциге52. В Галле он получил письмо от Николая Таганцева, старейшины российских криминалистов, видевшего в Набокове своего преемника как в науке, так и на поприще преподавания и теперь предлагавшего ему место преподавателя уголовного права в Училище правоведения53. Казалось бы, перед В.Д. Набоковым открывается блестящее будущее. Восемь лет (1896–1904) он читал лекции по уголовному праву и уголовному процессу, но затем его преподавательская карьера в училище оборвалась: из-за своей оппозиционно-политической деятельности он вынужден был покинуть кафедру.
V
Даже в первой лекции, прочитанной в 1896 году, при вступлении в должность профессора Училища правоведения54, В.Д. Набоков не делал секрета из своей приверженности к развитию того прогрессивного потенциала, который заложен в законе. Поскольку эта позиция в некотором смысле предвосхищала политические взгляды его сына, стоит подробнее остановиться на том, что же означало право для Набокова-отца.
Даже теоретики-юристы в России никогда не рассматривали право чисто теоретически. Однако Владимир Дмитриевич Набоков больше других настаивал на политическом значении юридической практики. Он открыто подчеркивал эгалитарный смысл введения суда присяжных в 1864 году, всего через три года после отмены крепостного права: «Крестьянин, вчерашний раб, в любой процессуальной роли… стоял с самого начала абсолютно на одной доске с важным барином». Суд присяжных прежде всего стал «категорическим и ярким выражением доверия к государственным способностям» бывшего крепостного, «к его умению разбираться во всех тех сложных и трудных вопросах, которые зачастую группируются вокруг факта преступления»55.
В.Д. Набоков утверждал, что права индивидуума перед законом — не абстрактная теоретическая проблема, но «плод долгой политической борьбы за гарантию политической свободы против абсолютной власти, как бы она ни называлась»56. Как специалист по уголовному праву, он отвергал социологические обобщения57, подчеркивая, что идея индивидуальной ответственности несет в себе свободу и противоречит вечной несправедливости массовых репрессалий или «превентивного» наказания для тех, кого считают потенциально опасными или просто непохожими на остальных. Гомосексуалисты, преступники, уже понесшие наказание, бродяги, евреи, политически неблагонадежные — всех их он защищал от тирании закона.
Вынужденное знакомство Владимира Владимировича Набокова с большевизмом и нацизмом послужило для него еще одним доказательством того, как важна была непреклонная борьба его отца за права личности против давления государства. Как и отец, он осуждал нетерпимость и отвергал любые социологические обобщения, утверждая непредсказуемость индивидуального. Признав свободу личности, он, в свою очередь, не отрицал и личную ответственность как этическую реальность и психологический факт. Его герои-лжецы, как Смуров или Кинбот, его герои-наглецы, как Гумберт или Ван, его герои-убийцы, как Роберт Горн или Герман, представляют собой этюды на тему порочности человека и его безграничной способности снять с себя ответственность за содеянное, представив его как своего рода необходимую сатисфакцию или извращенный триумф.
Идеалы личной свободы, которые отстаивал В.Д. Набоков, имели скорее западноевропейское, чем русское происхождение. Хотя он и возражал против «рабского копирования чужих образцов», он был, несомненно, таким же западником и антиславянофилом, каким впоследствии станет его сын. В высших нормах правосудия он видел наследие идей справедливости и демократии, сформировавшихся на Западе, но универсальных по своему значению. Ведущая фигура в международном союзе криминалистов (если бы не Первая мировая война, он стал бы его президентом), В.Д. Набоков был не только космополитом, но и патриотом: все свои силы он неизменно направлял на благо России58. Подобно отцу, Владимир Набоков подчеркивал всемирность и нерушимость высших ценностей — у Пушкина, считал он, больше общего с Горацием, чем с кем-либо из его соотечественников или современников, — но как писатель и переводчик он служил русской литературе с такой страстью, которую не способны были пробудить в нем даже его любимые Шекспир и Флобер. Нужно отметить, что космополитизм и Владимира Дмитриевича Набокова, и его сына ограничивался Западной Европой и ее культурными филиациями — ни компаративизм, ни восточные или примитивные культуры их решительно не интересовали.