– Посмотрим.
– Не хотел бы вас обидеть, но такой вот еще вопрос: есть ли уверенность, что тело сохранено полностью? Ходят слухи, что некоторые части сохранить не удалось, и поэтому их сделали из воска или еще из чего-то. Это правда?
– Нет, это абсолютная неправда. Все, что было, то и осталось. Я работаю в лаборатории с пятьдесят второго года и могу сказать, что никаких изменений не произошло. Некоторые негативные изменения тканей произошли в самом начале, в двадцать четвертом году, когда еще не собирались сохранять тело на долгий срок. Пальцы на одной из рук потемнели, поэтому теперь они поджаты в кулак. Чтобы было незаметно.
– Хорошо. Скажите, а внутри тела что находится?
– Ничего. Внутренние органы удалены.
– Ага! Так-так. Тогда каким же образом сохраняется объем тела? Ведь внутри должен быть каркас, чтобы живот не проседал.
– Каркаса внутри нет. Грудная клетка сама держится – за счет ребер, а в брюшную полость мы помещаем ткань, рулон обычной ткани, которая пропитана бальзамирующим раствором. Поэтому в саркофаге тело смотрится нормально. Но, вообще-то… обычно мы о таких подробностях не говорим. Это может показаться неэтичным по отношению к телу Ленина и по отношению к посетителям Мавзолея.
– Конечно-конечно. А вот глаза как? Там что внутри?
Алексей Алексеевич вздохнул.
– Глазные яблоки заполнены специальной пастой. Она обладает теми же сохраняющими свойствами, что и бальзам для тела.
– А голова Ленина, насколько я знаю, пустая, да?
– Да. Мозг был удален. Он находится в Институте мозга и хранится в виде срезов, которые помещены между стекол.
– То есть мозг нарезан, как… э… как колбаса, и каждый ломтик лежит между стекол? Фантастический бутерброд получается, – весело сказал Наводничий и даже хохотнул, но тут же спохватился и снова изобразил на лице серьезную задумчивость. – Вы меня извините за это сравнение. Просто хочется понять все как можно точнее.
– Вы все правильно поняли, – ответил Русанов. Он по-прежнему был невозмутим.
– А зачем решили сохранить мозг? – спросил Василий.
– В этом институте сохраняется не только мозг Ленина, но и многих выдающихся личностей. Зачем? Видимо, хотели уловить какие-то особенности строения, выяснить взаимосвязь между строением мозга и талантами человека. Насколько это реально, трудно сказать. По структуре мозга, я полагаю, вряд ли можно что-либо вычислить. Скорее, гениальность связана как-то с обменными процессами.
– Кстати, если мозг из головы Ленина вынули, то значит, ему череп пилой распиливали. Или топором разрубали. Значит, на голове должен быть довольно-таки большой шрам. А я, когда бывал в мавзолее, ничего подобного не видел.
– Вы рассуждаете здраво. Шрам действительно существует. Он тянется от уха до уха через темя. Раньше, чтобы скрыть шов, вокруг головы клали такой, знаете ли, венчик. Но теперь необходимости в венчике нет. Теперь шов замаскирован специально разработанной для этой цели пастой. Паста имеет цвет кожи и незаметна для посетителей мавзолея.
– Понятно. А какие манипуляции с телом проводятся сейчас?
– Мы периодически опускаем тело в бальзамирующий раствор. Нечасто – примерно раз в полтора года.
– И оно там отмокает, впитывает раствор, да? И как вы его кладете в ванну? Прямо в костюме?
– Зачем же? Раздеваем его и кладем. Потом опять одеваем.
– Ясно-ясно. А как вы его из саркофага вынимаете? И как переносите в ванну? Я имею в виду, при помощи специальных рычагов, или как? Тело же, наверно, непрочное.
– Ну почему же? Мы берем его, как обычного… как обычное тело. Тело сохранило эластичность. Так что, просто руками. Берем и погружаем в емкость. И там бальзамирующий состав…
– Да. Состав, значит, проникает всюду, куда нужно, да? И снаружи тела, и внутрь, и в голову, да?
– Конечно. В голову тоже. Бальзам попадает внутрь головы через горло.
– Наверно, когда вы погружаете тело Ленина в сохраняющий раствор, у него из носа пузырьки идут. Ведь из пустой головы воздух должен выходить, правильно?
Русанов кивнул.
– Вот бы фото сделать… – мечтательно сказал репортер.
– Извините, но фотографировать эту процедуру нельзя, – безразличным тоном сказал Русанов. – К сожалению.
– Эт-то да! – искренне пригорюнился Василий.
– У вас есть еще вопросы?
– Позвольте мне сфотографировать вас, – сказал Наводничий. – Вот, скажем, на фоне портрета Ленина, раз уж нельзя попасть в вашу лабораторию.
– Да, пожалуйста. Но я не говорил, что нельзя попасть в лабораторию, – сказал Русанов, и в глубине его спокойных синих глаз скользнула искра озорства. – Я говорил, что запрещено фотографировать процедуры, которые проделываются с телом Ленина.