Главное заключалось в росте революционных сил в стране. Лучшая часть студенчества проникалась идеями русской революционной демократии. До Дерпта доносился ветер революции 1848 г., и тогда министр просвещения П. А. Ширинский-Шихматов, с одобрения императора, провел ряд мер по усилению контроля над мыслями студентов, а , также и профессоров. К концу пребывания Врасского на юридическом факультете уже готовилась печально знаменитая инструкция и секретное наставление ректору Дерптского университета об усилении борьбы с «разными социалистами и коммунистами», у которых «основная мысль — достижение безусловного равенства».14
Таково было влияние реакционных сил на всю официальную систему формирования общественных взглядов. Откуда же могла появиться особая жажда к так называемым гуманитарным знаниям, которые преподносились
тогда студентам? Скорее наоборот — влекло к тому, о чем умалчивали лекторы и что запрещалось знать.
Другое дело — точные и прикладные науки. На камеральном отделении готовили практических работников, по преимуществу управляющих для крупных государственных, удельных и помещичьих имений. Врасский, сам дворянин и состоятельный помещик, не совсем подходил для этой цели. Но он жадно изучал зоологию и ботанику, физику и математику, лесное хозяйство и финансы, технологию и архитектуру. Его влекло к стихийному материализму естественных и прикладных наук. Как большинство студентов, он жил тогда надеждами на будущее, той перспективой, которую открывало перед ним университетское образование.
Перед выпускниками императорского Дерптского университета широко распахивалась дверь в мир обеспеченности и привилегий. Одни из них рано или поздно становились крупными чиновниками двора и министерств, воспитателями великих князей, генеральными консулами и посланниками. Другие поступали на военную службу и потом появлялись на светских балах и в дворянских собраниях в генеральских эполетах. Третьи занимали профессорские кафедры в университетах и императорских лицеях. Четвертые выходили на арену литературного творчества.
В. П. Врасский, человек пытливого ума, увлекающийся, в студенческие годы настойчиво искал свое место в жизни. Этим, видимо, можно объяснить то, что на последнем году обучения он загорелся было желанием посвятить себя дипломатической службе. Студентов камерального отделения жизнь все больше отдаляла от камералистики, склоняла то к дипломатии, то к правовым наукам, — и Врасский был в числе первых, кто с энтузиазмом пошел в новом направлении.
Тут, по всей вероятности, не обошлось также без некоторого влияния со стороны Н. К. Шлегеля. Это был однокурсник Владимира Павловича, лучший друг его студенческих лет, выходец из прибалтийских немцев.15 Учился он отлично и увлекал друга своей жаждой к знаниям. Он был на четыре года старше Врасского, и это тоже
19
накладывало отпечаток на их дружбу. Но Врасский, в свою очередь, заражал его своей увлеченностью. Вместе прошли они университетский курс, вместе сдавали экзамены. И вместе, в конце июля 1851 г., представили на факультет свои диссертации: один на соискание степени кандидата дипломатических наук, а второй — кандидата правоведения.
В период подготовки Врасского к защите произошел один эпизод, который характеризует его способности и трудолюбие. Он уже был допущен к кандидатским экзаменам, более того — начал сдавать их. И вдруг произошла досадная заминка. Оказалось, что он не экзаменовался по французскому языку, хотя знал его неплохо. На камеральном отделении этого не требовалось. Но для будущего дипломата надо было знать французский в совершенстве. Поэтому М. П. Розберг, профессор кафедры русского языка и литературы, высказался за то, чтобы не допускать Врасского к кандидатским испытаниям.
Препятствие возникло немаловажное. Вопрос этот специально обсуждался на Ученом совете университета. В поддержку студента выступили декан юридического факультета проф. Э.-С. Тобин, профессора Л.-Г. Штрюм-пель, К.-Э. Отто, К.-Л. Блюм. К ним присоединил свой голос ректор университета. И барьер, таким образом, был снят. Врасскому разрешили продолжать сдачу кандидатских экзаменов с добавочным требованием: в течение шести месяцев написать работу дипломатического характера на французском языке. И он представил сочинение о Венском конгрессе 1814—1815 гг.16 17 Представил не через полгода, а через три месяца.
Потом Врасский работал над диссертацией под названием «Вооруженный нейтралитет 1780 года».11 Этот труд, написанный на немецком языке, прежде всего строго документален. Основная его идея заключается в том, что лучше уж вооруженный нейтралитет, чем война.
Эта оценка относится к , тому, что написано рукой В. П. Врасского и хранится в архиве, в личном деле диссертанта. Но есть основания считать, что эта рукопись — еще не сама диссертация. Скорее всего это черновой набросок, вариант, строгий подбор документов, скомпано-ванных в логической последовательности, с отдельными авторскими добавлениями, мыслями, которые связывают эти документы в единое целое. Очень может быть, что диссертация в законченном виде еще не разыскана.
Защита диссертации состоялась в ноябре 1851 г. и прошла успешно. 1 декабря Владимир Павлович получил диплом кандидата наук.18 Одновременно ему присваивались, в случае поступления на гражданскую службу, права и привилегии чиновника 10-го класса. По табелю о рангах этому соответствовало звание коллежского секретаря.
Но от государственной службы Врасский отказался, подав прошение об отставке. И в самом конце 1851 г. он, кандидат дипломатии, отставной коллежский секретарь, выехал из Дерпта в свое родовое имение.
НОВЫЙ СЕЛЬСКИЕ ХОЗЯИН
К сожалению, мы не знаем, как удалось В. П. Врасскому объяснить домашним, почему он отказался от служебной карьеры. Родителям, потомственным дворянам, очевидно, трудно было понять любые его доводы. Тем не менее они с готовностью передали ученому сыну обязанности по управлению родовым имением, понимая, что воспитанник университета, дипломат и камералист, сумеет повести дело лучше, чем они. Как отмечал В. П. Ласков-ский в своей биографической статье о Врасском, молодой кандидат наук, вернувшись в Никольское, сразу же взял на себя все заботы по хозяйству.
Но все-таки почему Врасский отказался от государственной службы, от карьеры, которая могла быть блестящей, и занялся... сельским хозяйством? Этот вопрос нельзя оставить без ответа. А в литературе он не освещен. Правда, на этот счет есть одно любопытное замечание О. А. Гримма. Будучи редактором «Вестника рыбопромышленности», он в 1889 г. написал «Дополнение» к статье В. П. Ласковского, опубликованной в журнале и посвященной русскому ученому-рыбоводу. Там сказано следующее:
«Считаю нелишним сообщить здесь рассказ одного из университетских товарищей В. П. Врасского, доктора Н. (к моему крайнему сожалению, я не помню фамилию его, но быть может он, прочитавши эти строки, откликнется) о том, что побудило Врасского заняться рыбоводством. Бывши еще в Дерпте, Врасский на одной студенческой пирушке поспорил с одним из своих товарищей, сыном богатого петербургского банкира, о том, что важнее — богатство или знание и труд. Молодой банкир утверждал, что с деньгами все достижимо, а без денег знание и труд ни к чему не приведут. Врасский же, наоборот, утверждал, что знание и труд все перетрут. Слово за слово, и между двумя буршами состоялось пари. Врасский брался доказать свою идею на деле, обещая с помощью труда нажить в 10 лет капитал в 100 000 рублей. И в случае неисполнения этого обязывался всех бывших при споре товарищей, где бы они ни были к тому времени, привезти всех на свой счет в установленный город и напоить допьяна шампанским. В противном же случае то же обязывался сделать молодой банкир.
«Приехав из Дерпта в свое имение, В. П. Врасский принял от матери хозяйство и со всей энергией начал заниматься им, думая полеводством и скотоводством нажить к 10-летнему сроку 100 000 рублей. Но вскоре он убедился, что хозяйство этого дать не может. И вот, прочитавши журнальную статью об искусственном разведении рыбы и увлекшись идеей возможности неограниченного обогащения водных бассейнов рыбой, Врасский кинулся на эту новую отрасль хозяйства, чтобы, как он выражался, „черпать золото ковшами44» (Гримм, 1889).