В России в то время, однако, никто в правительстве, в министерствах или в научных учреждениях пока не думал всерьез о развитии культурного рыбоводства на просторах великой страны. Были только немногие крупные ученые и энтузиасты-одиночки, которые стремились освоить новое дело. Из ученых-ихтиологов это были академик К. М. Бэр, проф. К. Ф. Рулье, проф. К. Ф. Кесслер, а из практических рыбоводов, обогативших науку, — В. П. Врасский.
Справедливости ради следует сказать, что в те годы, когда начинал свою научную и практическую деятельность Врасский, на Урале небезуспешно работал другой ученый-рыбовод — крепостной человек П. Малышев. Об этом оригинальном экспериментаторе, к сожалению, известно совсем немного. «Среди пионеров искусственного рыборазведения в России, — читаем мы у П. Н. Скат-кина, — непростительно забыто имя Петра Малышева — „лекарского ученика, крестьянина господ Демидовых44, владельцев Нижне-Тагильских заводов. Еще в 1856 г. Петр Малышев опубликовал обстоятельную статью о результатах наблюдения над естественным размножением налимов и опыта их искусственного разведения» (Скаткин, 1959).
Далее П. Н. Скаткин говорит, что уральский рыбовод-опытник, несмотря на его положение крепостного, был для своего времени высокообразованным человеком. Опыты над налимами он проводил по заданию хозяина-заводчика. Для Малышева это был подневольный труд. И тем не менее он относился к делу пытливо, творчески, со всей страстью своей души. Уже одно это вызывает глубокое уважение к его работе, к его доброму имени. Ему не удалось сделать больших открытий в науке, не суждено было намного обогатить практику рыбоводства. Для этого, видимо, не было условий во владениях горнопромышленников Демидовых. Как писал О. А. Гримм, в пореформенный период, уже будучи свободным от крепостной зависимости, Малышев просил дать ему место надсмотрщика на Никольском рыбоводном заводе. Но ему почему-то отказали, и дальнейшая судьба этого ученого-самородка осталась неизвестной.
Владимир Врасский был удачливее своего уральского собрата по научным поискам, хотя и его судьба оказалась не столько счастливой, сколько трудной. Но он был помещик, относительно богатый человек, и ему легче было организовать научное рыбоводство хотя бы за счет собственных средств.
Мы уже сказали, что в начале 50-х годов XIX в. официальная Россия была глуха к запросам и нуждам культурного рыбоводства и рыболовства. Варварские методы лова вполне устраивали тогдашних рыбопромышленников, и ни им, ни руководителям правительственных и других казенных учреждений не хотелось заглядывать в завтрашний день. А между тем рыбные запасы в стране начинали заметно убывать.
И вот что примечательно: в такой обстановке казенного равнодушия Врасский, читая иностранные книги по рыбоводству, примерял прочитанное именно к России, к ее неоглядным водным просторам. Он понимал, что едва ли найдутся страны, которые нуждались бы в развитии рыбных промыслов больше, чем Россия. Ведь тут — огромное население и столь же огромные возможности разводить рыбу в бесчисленных озерах, реках и прудах.
Разумеется, одному человеку не под силу было не только осуществить, но и до конца осмыслить эти возможности в масштабе всей страны. Однако у Владимира Павловича была своя реальная и заманчивая перспектива — наладить искусственное рыбоводство в водоемах Валдайской возвышенности. Здесь повсюду раскиданы прекрасные озера — необозримый Селигер, Валдайское, Пестово, Велье, Уклеинское. Здесь множество рек и речушек, светлых, богатых кормами. Обдумывая новое дело, Врасский имел в виду и свою маленькую, холодноводную Пестовку. Эта речка протекала через его родовое имение, соединяя два озера — Пестовское и Велье. Как будто сама, природа подсказывала: здесь и надо положить начало научно организованному рыбоводству в России.
Мысль об искусственном рыбоводстве захватила Врасского целиком. Он тогда же твердо решил отдать все свои силы и средства на новое, интересное предприятие. Немедленно стал прикидывать, с чего начинать, как приниматься за неведомую пока работу.
Можно легко представить его трудности на первых порах. Не было у него сколько-нибудь удовлетворительных научных знаний о жизни рыб. Ихтиология, эта специальная отрасль знания, осталась за пределами университетских программ. У молодого помещика не было никакого опыта по части рыбоводства. Не было возможности вдруг раздобыть где-нибудь специальное оборудование и аппараты для инкубации икры, для выращивания мальков, для содержания рыб-производителей и т. д. Такого оборудования просто не существовало нигде во всей стране. Все надо было создавать заново самому. Кроме того, никто из людей, окружавших Врасского, пока не понимал его намерений, не сочувствовал его начинанию. Следовательно, совсем нелегко ему было
решиться пойти непроторенной дорогой, жертвуя для этого временем, покоем, средствами и, быть может, своим будущим.
Но Врасский смело начал осуществлять свои планы. Поздней осенью 1853 г. он стал готовиться к опытам. Для проведения их он на первых порах приспособил свой кабинет; на столах расставил глубокие фарфоровые тарелки и большие блюда, смастерил два цинковых ящика, в которых предполагал, заполнив их водой, держать оплодотворенную икру (в этих же ящиках намечалось поместить и выращивать мальков).
До начала опытов, однако, было не так близко, как думал еще совсем не искушенный энтузиаст. Оказалось, что форель, на которую он рассчитывал и которую выловили из речки Пестовки, уже отметала икру. Другие породы рыб, обитавшие в местных водоемах, в это время не нерестились. Пришлось ждать до второй половины зимы, когда начинается метание икры у налимов. Врасский нетерпеливо коротал это время, замышляя «к великой пользе обратить» все озера и реки Валдая или уж во всяком случае проверить на деле то, что вычитал он из книг.
В феврале 1854 г. налимы были выловлены из-подо льда Велье-озера. Судя по запискам самого Врасского, над этими подопытными рыбами уже тогда проводились довольно сложные операции. Рыбовод сначала сажал их в цинковый ящик, наполненный водой. На стол он ставил ведро с холодной водой и, поймав налимью самку, начинал выжимать из нее икру. Скользкая рыба упруго сжималась, изгибалась, но скоро, растратив силы, слабела и переставала сопротивляться. От настойчивых, методических поглаживаний зрелая икра густыми струйками стекала в фарфоровое блюдо с водой, расползаясь по гладкому дну.
Еще труднее давалась подобная манипуляция над самцом. У него до предела сжимались мышцы, молоки не выделялись. Приходилось звать кого-нибудь из помощников: две нары рук легче справлялись с задачей. Сметанно-белая жидкость заливала икру на дне блюда. Осеменение икры, казалось, было произведено. Потом такое же смешение икры и молок производилось во втором блюде, в третьем. Из цинковых ящиков вынимались
33
3 К, Ф. Федюкин
другие налимы-производители, и опять все шло по тому же кругу.
Врасский был уверен, что все делалось так, как рекомендовалось в письменных наставлениях Коста и других ихтиологов. Все операции над налимами были выполнены по правилам и с любовью, старательно и аккуратно. Оставалось только систематически освежать воду в посудинах, в которых поместили икру, и ждать, когда появятся на свет личинки рыб.
Но они не появились, как ни ждал рыбовод. Почему? Отчего такие же опыты вполне удались Реми и Жеэну? В. П. Врасский понимал, что вогезским рыбакам было труднее проводить свои опыты: у них не было под рукой книг с наставлениями. И все же у них была удача. Природа щедро наградила их за труды. А тут, в Никольском, не было никакого проблеска надежды на успех. Первую свою неудачу Врасский переживал серьезно, глубоко.