Утром началась неспешная подготовка. На строго отмерянном расстоянии построилась наша тяжелая пехота, озбассо с огромными щитами. За ними встали люди с сетями и кольями, с нашитыми на одежду бляшками из коры, защищающими грудь, еще одно ноу хау от твоего покорного слуги, построенные для применения проверенной уже нами на деле практики борьбы с мутантами — насекомыми.
По бокам, в ближайшем лесочке, пряталась кавалерия, наш первый сюрприз захватчику. А довольно далеко за спиной стоял наш главный козырь, от действий которого зависел весь наш успех в сражении — Пять самых сильных людей из поселка банутьяров, замерли у костра, это те, кто смог натянуть неподдающийся лук зирклю. Увы, но таких нашлось только пятеро, четверо кузнецов и Рутыр, жалко только никто из них небыл лучником, но особая там меткость нужна не была, главное запулить подальше.
Кстати Рутыра я смог заставить оставить мою тушку без его присмотра, только грозным обещанием отлучить верного оруженосца, от тела охраняемого объекта, то есть меня, и пинком под зад. Врага я себе нажил лютого, но ничего, он парень отходчивый, простит дядю Володю, если доживем конечно. Зато Дын сиял. Его то я при себе оставил, подхалим блин, откуда только нахватался такого.
Все на местах замерли. Тишина. Вот появились разведчики. Идут вражины. Пора начинать. Выехал я на своем вороном Тузике перед строем. Повернулся к застывшим воинам. Лица у всех сосредоточенные, скулы ходуном ходят, волнуются. Меня тоже мандраж колотит. Но это уже не страх, это адреналин ключом бьет. Нет больше во мне страха, убил его этот мир.
— Друзья мои. Люди и обрассо. Стою я тут перед вами, и смотрю в ваши уродливые и противные рожи. До чего же мерзкие, но такие для меня родные. — Смех прокатился по рядам. — Сегодняшний день переживут не все. Сегодня костры предков примут к себе многих из вас. Но я верю! Нет, я знаю, что предки будут радоваться, встречая своих потомков! Они будут гордится вами! А я, Фаст Кардир, уже горд. Горд умереть рядом с такими героями как вы! Так давайте порвем в клочья, эту нечисть, пришедшую на нашу землю! Смерть врагам!
— Смерть врагам! Смерть врагам! — Прокатилось громким рокотом по рядам, и этот клич улетел в небо, затухающим эхом, оповестить предков, готовится к встрече с потомками. Практически в это же время появились они, словно специально ожидали окончания моей речи. Вывалились из-за пригорка и быстро построившись в боевые порядки медленно двинулись нам на встречу. Черной молчаливой смертью.
— Наверх вы товарищи, все по местам. — Внезапно зазвучал чей-то неуверенный тихий голос. — Последний парад наступает. — Поддержали его многие уже более уверенно. — Врагу не сдается наш гордый Кардир. Пощады врагу не бывает! — Гремел уже хор срывающихся в крик голосов всего войска, ставшую своеобразным гимном песню.
Блин. Аж до мурашек пробрало. И когда это они успели мою песню переделать. Вот ведь твою мать, аж до слез пробило. Но нюни потом распущу. Упаду на грудь своей Ларинии и поплачу. Она поймет. Кстати, как она там? Ни в какую дома оставаться не захотела. Вот же шило в попе. Где-то, там, в лесочке, со всей кавалерией прячется. Ладно хватит отвлекаться, вон враг приближается. Вон как глазенками сверкают. Подождите чуток, сейчас вами Владимир Петрович займется.
Вот они до нужной отметки дошли, зирклю луки натянули. А вот хрен вам. Зря я что ли новоиспеченной рулеткой расстояния измерял.
— Шаг назад командую. — Наши ряды подались задом. — Что, неожиданно, — Смеюсь я. Стрелы в землю повтыкались у наших ног. Мазилы. И снова командую. — Так идем, держим расстояние. Кто посмеет упасть лично загрызу. — Наши засмеялись. Молодцы. У них нервы по сравнению со мной покрепче будут. Меня уже изрядно трясет, адреналин, мать его. — Идем — идем, не останавливаемся, держим расстояние.
Скоро настанет момент истины. Вот уже слышу за спиной сопение Рутыра. Еще чуть-чуть. Пора. Второй ряд бляхсов еще конечно не дошел до нужного места, но медлить больше никак нельзя. Упустим зирклю нам конец. «Но еще совсем чуть — чуть можно.», умоляю сам себя.
— Стоим! — Ору.
Первые стрелы зирклю заколотили по щитам, кто-то вскрикнул. Все. Пора. Моя рука взлетает в верх:
— Давай! — Завопил во всю глубину своих легких так, что сорвал голос в хрип, и в небо взлетают ракетами дымящиеся пять стрел, а следом еще, и еще, и еще. Экономить нет смысла. Все поставлено на кон.
Вспыхивает бешеной вспышкой пламя, под ногами опешивших зирклю, взлетая к солнцу, и сливаясь с его светом. Уложенные сено и ветки, высушенные до состояния хруста и политые жиром, уничтожают в ревущем пожаре лучников врага.
Взрывается фонтаном спрятанная в траве веревка, натягиваемая рывком взмыленных хатиров, срывая с места столбы, крепящие замаскированный настил, и бляхсы куклами валятся в ров. Сверху на них летят сети.
— Бей!!! — Хриплю я сорванным голосом.
— Бей!!! — Подхватывает рев. И все смешивается в круговороте общей драки.
В общую кучу влетает подоспевший к этому моменту второй ряд блох. Они, высоко взлетая и размахивая дубинами, камнями валяться на наших воинов, а мы пытаются их поймать в сети и обездвижить. Кровь, и зеленая слизь перемешались в одно жуткое скользкое месиво под ногами. Освященная пламенем костра, наша конница влетает в оставшихся, не попавших в пламя пожара, растерянных зирклю. Там тоже жуткий хрипящий водоворот из мечущихся орущих тел.
Вон безбашенный Рутыр, повторяет мой прием, катания на противнике. Как-то умудрившись зацепиться за его голову одной рукой, он второй с остервенением, матерясь во все горло, пытается вогнать скачущей блохе между крыльев кол. Вон Дын, безвольной куклой отлетает от удара дубины и падает в кипящий телами ров. Строг, упирается ногами и пытается удержать щитом, напирающего на него врага. А сзади Борюкс уже заносит для удара окровавленную руку. Все мелькает, то замирая тихим стоп-кадром, то взрываясь воплями ускоряется до ускоренной перемотки. Кругом смерть.
Командовать больше не имеет смысла. Победит тот, кто пересилит себя, и сможет выжать из своих жил и воли все что есть, без экономии. Я метаюсь на поле боя, с топором в одной руке и колом во второй. Где-то уклоняюсь от несущейся в голову дубины, где-то с хрустом втыкаю в подставившуюся спину деревянное, заточенное до состояния иголки оружие, а где-то с остервенением пытаюсь пробить неподдающийся хитин топором. Голова не работает, все на инстинктах. Рука еще не прошла, но боли не чувствую. Все отдано для победы. Осталось только выстоять до конца.
Смерть и жизнь
Я плюну в рожу, тому кто посмеет сказать, что мужчина не может плакать. Пусть этот умник переживет, то, что пережил я, пусть в одном бою потеряет столько друзей, а потом вякает, если посмеет. Я стоял над его умирающим телом, слушая последние слова, и ничего не мог ответить, ком в горе не то что сказать, но и дышать мешал, наглухо перекрывая воздух.
Мы победили. Последний враг пал от руки моего верного друга Рутыра. Этот славный воин поставил красивую жирную точку в войне. Оттолкнувшись от убитого им до этого бляхса, прямо в полете, вогнал кол в спину последнего врага, где и затих, повиснув, но не выпустив из рук оружия. Нет он быв жив, избит, изранен весь, но дышал, просто сил подняться уже небыло.
Недалеко сидел Строг над телом Гони. Великий охотник пал, приняв на себя удар дубины, предназначавшийся другу. Еще совсем недавно они были непримиримыми врагами, а сегодня прикрывали друг другу спины. Вождь баруци монотонно раскачивался, взявшись обеими, окровавленными руками за голову, и беззвучно выл.
Дына нигде небыло. Там у рва, где я последний раз его видел, ползал на коленях и хрипло выкрикивал его имя Бутсей. Даже в таком коленопреклонённом состоянии вождь болотников умудрялся хромать. Сильно ему досталось, вон вся голова в крови, а на боку разорвана кровавой раной кожа. Но он ползает, рискуя сорваться вниз и зовет, с надеждой рассматривая место возможной гибели друга.