— Крюкшеры, это что такое.
— Вот тут, пожалуй, сложно описать. Первый раз такое непотребство видел. Представь себе, как из глиняной стены торчит длинный розовый сосок, а над ним, сверху огромные красные губы, на такой же красной кишке — шее, тоже как будто к глине приклеенной, и больше ничего нет, ни ног, ни рук, ни туловища. Так вот сосок этот надо подоить, из него что-то вроде молока течет, только густого, и все бы вроде ничего, что тут сложного, но беда в тех самых губах кроется. Они постоянно за тобой охотиться, и всосать в себя пытаются. Точно говорю, всосать. Чмок и все, ты уже где-то там внутри. Поцелуй смерти, называются. Видел я там, как одну девушку так поцеловало, жуткое зрелище. — Он внезапно задумался и опустил глаза. — Ты это…. Прости, Фаст. Самого главного то я не сказал. Я видел, как туда Ларинию привели.
— Где!!! — Я вскинулся на ноги, схватив топор, готовый бросится спасать жену, а рядом подпрыгнул Рутыр.
— Да сядьте вы, успокойтесь. — Окатил нас взглядом Строг. — Вдвоем вы там ничего не сделаете, а из меня помощник сами видите какой. Там два десятка охранников. В лучшем случае стенки доить отправитесь, а в худшем сами понимаете… Ничего хорошего вобщем.
Видимо главная черта моего характера, это то, что чтобы начать соображать, надо получить как следует по морде. Слова зеленого друга как раз и послужили тем кулаком, который поспособствовал усилению умственной активности. Я оглянулся по сторонам. Нас обступало племя ткачей, с любопытством прислушивающихся к разговору.
— Строг? Как относились к тебе вот эти? — Я ткнул рукой, в направлении вздрогнувшей от моих слов толпы, конкретизируя вопрос.
— Нормально. К ним не может быть претензий, они как могли поддерживали меня. Большего от рабов ждать бессмысленно.
Я кивнул, принимая его ответ.
— Каплютчи! Вы хотите обрести свободу, чтобы самим решать собственную судьбу! — Обратился я к затихшему сборищу подземных ткачей.
— Ты что задумал Фаст. Строг на столько заволновался после моих слов, что попытался встать, но у него ничего не вышло, и он со стоном упал на землю. — Они не воины. У них нет ни оружия, ни навыков. Их там перебьют.
— Я не дурак друг мой, и все понимаю. Никто не потащит их сражаться. Мне только нужна помощь. Ну так как? Вы готовы?!!
Да. Вдохновения в их затравленных взглядах не наблюдается. Придется в добровольно принудительном порядке выбивать из них рабскую дурь, а о помощи не просить, а приказывать.
— Молчание знак согласия. Свелира. — Я повернулся к хранителю света.
— Назначь шестерых, сделаете носилки и поможете Рутыру отнести вашего бывшего пленника к выходу их подземелья. — Блин. Сам себя не узнаю. Откуда во мне эта властность. — Затем покажешь мне здесь все. И поговорим. Остальные приберитесь тут. Живете как свиньи. Выполнять. — Вот думаешь зачем остальных припахал? Да все очень просто. Чтобы стать человеком, надо и жить как человек. Начнем перевоспитание с чистоты. Да еще какую-то ответственность за них в душе почувствовал. В общем от Владимира Петровича во мне ничего уже не осталось.
— Кардир. Я не оставлю тебя здесь одного. — Другой реакции на свои слова, от этой горы мышц, Рутыра я и не ждал. Смотрит на меня молодым бычком.
— Ты хочешь поспорить со своим Фастом? — Я в гневе засверкал глазами, хотя на самом деле ничего подобного не испытывал. Мне и самому, в общем-то не хотелось оставаться в одиночестве, но надо было спасать Строга, затем, собрать и привести подкрепление. Все это нужно сделать быстро, и это мог сделать только он. — Выполнять! — Рявкнул я.
И вот остался один на один с жителями поселка. Назвать это убожество, именовавшееся местными: «Деревня», язык не поворачивается. Небольшая, тускло освещенная едва тлеющими клетками — светильниками пещера, напоминающая собой своеобразное лежбище тюленей.
Хаотично разбросанные прямо на земле грязные тканевые подстилки, убого обозначали места проживания семей. Такая скромная попытка обозначить уют домашнего очага за прозрачными, несуществующими стенами. Очень я хочу сказать скромная попытка.
По полу, ползают, зарываясь в кучки мха дети, напоминая копошащихся в песке бельков, что в совокупности с валяющимися на подстилках инфантильными жителями, и создает впечатление песчаного морского побережья, с неизменными его, ленивыми на вид, обитателями. Бедность и безысходность пропитала все на столько сильно, что только одно присутствие в этом месте вызывает желание завыть.
В дальнем, наиболее освещенном углу, грохотало станками местное производство. Естественно, что это меня очень заинтересовало, и я отправился туда, порадовать свое любопытство. Не скрою, планы имел в голове грандиозные, по переносу местных реалий к себе в племя. Я прихватил за плечо Свелира и направился в ту сторону, по дороге слушая его рассказ и задавая наводящие вопросы.
— Ну так, что же ты всё-таки знаешь о пленниках с поверхности. — Прервал я его нытье, описывающее тяготы и лишения рабской жизни.
— Так ничего толком не знаю. Небыл там никогда. Только все, по слухам. Место говорят жуткое. Темень и сырость. Живут там тоже не долго. От того вяленые уши частенько на поверхность за новыми пленниками и отправляются на охоту. Только все время в разные места. Действуют очень аккуратно. Еще не разу никому не попались. Вы первые.
Мы как раз подошли к ткацкому станку. Свелира замолчал, а один из аборигенов любезно принялся мне объяснять, не отрываясь от перекатывания туда-сюда каретки, и трамбовкой очередного ряда нитей рейкой, принцип происходящего процесса. Ничего особенного я конечно не узнал. Примитивнейший древний ткацкий станок, который я когда-то видел, в прошлой жизни, в краеведческом музее, приведенный туда на экскурсию своей неудавшейся второй попыткой женитьбы.
Но интересно. Мастер явно был профессионалом, и прекрасно понимал не только суть происходящего на моих глазах действия, но и принципы самого производства, начиная от создания станка, до выпуска ткани. Явный фанат своего дела. Такое вызывает уважение.
Я заслушался, засмотревшись на магию движения ловких рук, и пропустил появление новых лиц. Дурак, что с меня возьмешь. Забыл, что на вражеской территории нахожусь. Расслабился. Удар по затылку, сбивший меня с ног, и заломленные назад руки напомнили о допущенном разгильдяйстве. Добро пожаловать в ад.
Плен
Сознание я не потерял, мозг не отключился, но толку от этого было мало, а радости еще меньше. Мое бедное тело мгновенно скрутили шелковыми веревками, превратив в такой своеобразный кокон бабочки — шелкопряда. В итоге получилась куколка переросток, дрыгающая ногами. Рот залепили какой-то гадостью, со вкусом молока, чтобы не матерился, и потащили по коридорам. Ощущал я себя в данный момент беспомощным мешком с дерьмом.
Болело все, казалось, даже кончики волос на голове вопили от страдания, связанные руки уже ничего не чувствовали — затекли, жестко сдавленные путами. Нос и глаза залепило плесенью с пола, отчего орган обоняния с трудом вдыхал воздух, а зрения различал только оттенки красного, сквозь сомкнутые веки.
Если кто-то тебе расскажет, что в тот момент, когда, волокут по земле, главный герой обдумывает план побега и страшной мести коварным похитителям — не верь. Тебе врут. Он не о чем не можешь думать, кроме того, что ему жутко больно, и что очень хочется, чтобы все скорее прекратилось. Ну а больше всего сдохнуть хочется.
Поэтому, когда меня наконец притащили в конечную точку, мыслей: «Что делать дальше», у меня не было. Вылитое на голову ведро воды, позволило проморгаться наконец, и рассмотреть куда меня в очередной раз занесла судьба.
Такого убожества даже представить себе невозможно. Посередине огромной пещеры, раскинут шатер. Но настолько убогий, что моментально появляется желание отгрызть руки строителю, сотворившему подобное непотребство. Грязная, когда-то видимо белая ткань, натянута на кривое основание, выглядела половой тряпкой, брошенной неряшливой хозяйкой на забор, и там засохшей серой заскорузлой кляксой. Если это дворец Фаршира, тудыт его в качель, то у нас бомжи лучше живут.