Но это только первое, что бросается в глаза. Основное, это мусор, который ровным слоем покрывает всю поверхность земли, в перемешку со мхом и плесенью. Как они тут не передохли еще от какой-нибудь инфекции за несколько веков существования в антисанитарии, непонятно. Но самое противное, что в этом мусоре валялся и я сам.
Что еще? Конечно же обитатели этого похабного места. Племя дикарей, больше никак не назовешь. Все голые, только, что достоинства свои под набедренными повязками спрятали, на головах парики из веревок, таких же, какими меня связали, длинные до плеч карикатуры на волосы, на концах высушенные уши привязаны. Из оружия ножи и короткие копья. Я, конечно, не большой знаток орудий убийства, но вроде у нас такие пилумами называются, ну это те, которыми древние римляне во врага кидались.
Ну и конечно же главное лицо, управляющее всем этим сбродом — Фаршир. Здоровый дядька, тут ничего не скажешь. И ростом, и статью удался. Отвисшие щеки и огромный живот входили в полный диссонанс с перекаченными мышцами рук и тонюсенькими короткими ногами, какая-то убогая пародия на Шварценеггера.
Перед ним на коленях стоял Свелира, а сзади хранителя света, два мордоворота с плетьми, и со злорадными улыбками обрабатывали тому спину, прерываясь только когда Фаршир задавал вопрос:
— Значит ты встретил их в пятом перекрестке, и как они туда попали не знаешь? Или не хочешь говорить?
— Пших. — Пропела плеть оставив очередной рубец.
— Нет, Великий. Я не знаю. — Проплакал страдалец.
— Зачем они пришли ты тоже не знаешь?
— Пших. Пших. — Подтвердила вопрос плетка новыми кровавыми следами на спине.
— Они ничего не говорили! — Свелира уже не говорил, он выл.
— Так, так. — Значит пора пообщаться с нашим гостем.
Два мордоворота отложили плети и принялись разматывать на мне веревки. Один из них, сорвал липкую хрень с моих губ, вместе с застрявшими в ней волосинками усов и бороды. Первый в жизни раз я попробовал эпиляцию, и мне такой опыт совсем не понравился. Ну да ничего. Сейчас мне руки развяжут, я стоматологом поработаю, первым в этом мире специалистом по удалению зубов без заморозки.
Не дали, суки, моим мечтам исполнится. Вокруг тела путы размотали, а на руках нет. Пинком по ногам, на колени поставили, и плети в руки взяли. Размяли меня перед разговором основательно, душевно поработали, с огоньком. Дай бог, выживу, оплачу им труды с лихвой, я такие вещи хорошо запоминаю. Но, что удивительно, я выть и пощады просить не стал, выдержал до конца экзекуцию, даже сам себя уважать начал.
— Как вы сюда попали? — Нарисовался передо мной Фаршир. Рожу то какую серьезную состроил. Ну что же, давай поговорим. Я кувыркнулся с колен, и сел на землю.
— Так, красавцы твои сюда меня привели, сам же видел. — Я улыбнулся ему самой милой улыбкой какую только смог изобразить на лице. — Странный вопрос. Хотя для тебя он конечно же сложен.
— Это почему? — Вот я его озадачил, взгляд-то какой растерянный стал. Видимо тут с ним никто еще так не разговаривал. Растерялся парень. Ну что же удовлетворим любопытство:
— Потому что дурак ты, ваше тупое величество.
Всё-таки ума нахватает у меня, а не у него. Что за вожжа под хвост попала. Вот к чему надо было себя так вести. Обиделся сатрап недоделанный, побледнел, хотя при его то белоснежной коже уже вроде некуда, а поди же ты, смог меня удивить. Бошка затряслась, слюной забрызгала:
— Бей его!!! — Оплевал меня всего, сопливый черт.
То, как меня до этого плетью лупили, было нежное поглаживание моей несчастной шкурки. То, что такое настоящая боль я узнал только сейчас. Но терпел, зубы крошил, но терпел, не позволял себе выть. Я терял сознание, меня поливали водичкой и били, потом снова поливали, и снова били, я уже даже не чувствовать боль перестал, тело одеревенело. Сколько так продолжалось не знаю, но закончилось все окончательным погружением меня в состояние глубокого наркоза.
Первое, что я увидел, когда очнулся были глаза Ларинии. Осознание реальности медленно возвращалось в мой затуманенный болью мозг, и потому я как придурок растянул губы в улыбке, и попытался протянуть к ней руку, но стянувшие их веревки не дали этого сделать, и вернули в реальность. Мир наполнился звуками.
Жена стояла передо мной на коленях, удерживаемая в таком состоянии двумя воинами. В ее покрасневших глазах застыла боль и безысходность, но она не плакала, губы сжаты в упрямой гордости. Истинная внучка великого вождя. Она сможет выдержать все.
— Все будет хорошо, любимая. — Прошептал я. — Поверь.
— Верю. — Она даже нашла в себе силы улыбнуться.
— Сейчас расплачусь. — Захохотал рядом голос Фаршира. — Какая трогательная встреча двух любящих и гордых сердец. Вы даже не представляете, сколько я получу удовольствия обламывая вас. Одного у столба пыток, а вторую в шатре на ложе. Гордитесь, вы первые на ком я испытаю новую пытку. Ведь вы будете слышать стоны и крики друг друга, а видится не сможете, а то, что может нарисовать собственное воображение, до этого даже я не додумаюсь.
Он обошел нас по кругу, и велел поднять Ларинию. Осмотрел ее с ног да головы долгим пронзительным взглядом и зацокал языком:
— Хороша. Много наслаждения ты мне принесешь. Я не буду торопиться, ведь ожидание повышает удовольствие. Отведите ее в шатер, а этого к столбу привяжите, и полейте водой, а-то отключится. Мне еще с ним поговорить надо.
Нас разлучили. Упирающуюся жену увели, а меня привязали к столбу. Усмехающийся Фаршир остановился около меня, и пристально посмотрел в глаза долгим взглядом.
— Ты стоек, и сломать тебя будет трудно, но зато и интересно. Мне надо знать, как вы нашли вход в подземелье. Это очень важно, и ты мне это расскажешь в любом случае. Я даже готов подарить тебе и твоей подруге быструю смерть от поцелуя крюкшера. Это очень ценный дар. Расскажи и умрешь счастливым. — Он захохотал и развернувшись пошел в шатер.
Да. Эта сука действительно придумала самую извращенную пытку. Стоит только представить, что сейчас там произойдет, и я взвою от отчаяния. Рядом, на соседнем столбе висел замотанный веревками Свелира.
— Я ничего ему про твою спутницу не рассказывал. — Произнес он глухим голосом. — Он велел привести последнего пойманного на поверхности раба, и догадался сам, когда увидел реакцию девушки. Мне очень жаль.
Я молчал. Гнев внутри выжигал мне душу, но я ничего не мог с собой поделать.
Все поменялось мгновенно. Рев глоток наполнил своды пещеры. Сама ярость ворвалась сюда в виде моих друзей. Прямо ко мне летел, раскрыв рот в отчаянном крике, практически не касаясь земли Дын. От него в ужасе бросались в стороны вяленые уши, но попадали под безжалостный каток в виде Рутыра или Бутсея, и замертво падали сраженные тяжелым оружием, а пещера наполнялась все новыми и новыми воинами людей и обзрассо.
Работая топором, словно перочинным ножом, Дын разрезал связывающие меня веревки, и разрубил путы на моих, протянутых руках. Я, наверно неблагодарная сволочь, но в тот момент мозг работал только в одном направлении, и потому, я оттолкнув в сторону друга, и забыв про все болячки, рванул в шатер.
Пусто. Эта сука, Фаршир, сбежала, утащив с собой мою любовь. Распоротая напротив ткань указывала точное направление. Мне туда. Схватив валяющийся на полу здоровенный ржавый нож, и взревев яростью, я бросился в преследование.
Штросс
Хорошо меня отделали. В голове шум, ватные ноги еле слушаются, затекшие руки едва удерживают оружие, спину разрывает болью, но это все неважно. Там моя Лариния. Она в руках того долбанного урода, посмевшего укравшего мою любовь. Она нуждается во мне, а я не смогу жить без нее. И потому, только вперед. Стиснуть зубы, и вперед. Догоню и вспорю жирное брюхо сволочи покусившееся на мое счастье. Только так и ни как иначе. Я не Владимир Петрович, я Фаст Кардир.