— Зачем пальцы-то дырявить, там вон логово крюкшеров, можно молока попить.
То, что я увидел за поворотом одного из перекрестков меня поразило своей нереальностью. Все вроде в точности как описывал Строг, но видеть это воочию, совершенно другое дело.
Огромная глиняная грудь с длинным розовым соском, даже подумать страшно, кого она вскармливает, а над ней красные губы, целующие воздух в твоем направлении, на вытянутой кишке — шее. Жуть.
— Ты мне пососать из этого непотребства молочка предлагаешь? — Поморщился я.
— Нет, надо за ту розовую штуку подергать и сок белый побежит, очень вкусный кстати. Ты зря с таким отвращением воспринимаешь. Он очень питательный.
— Допустим я каки-то образом к нему проберусь, и меня даже не скушает этот милый ротик, который охраняет, наше калорийное богатство. Но во что ты мне предлагаешь доить эту глиняную корову. Поделись знаниями, фермер недоучка.
— Так рот подставляй да пей, что тут сложного.
Ага. Просто было на бумаге, но наткнулись на овраги. Не подпускали меня чмокающие губы, как не старался. Даже ножом в них тыкнул пару раз, эффекта ноль, ножик только искры высекал. Губки-то фарфоровые оказались, понять, почему они еще и такими подвижными были, мне наверно никогда не придется, знаний таких нет.
В общем, подобраться к вожделенному соску мне удалось методом извивающегося червя, лежа на спине, и отталкиваясь ногами. Даже удобно получилось, дернешь его и струйка прямо в рот течет, как из краника дозатора, точно на глоток. Действительно вкусная штука. Натуральное коровье молоко по вкусу, только немного сладковатое и землей отдает, но совсем чуть-чуть, для аромата видимо.
Кстати, Штросса я чуть не утопил. Ему и надо-то всего каплю, а я с щедрой руки на него струю направил, он аж красным засветился, зато я узнал, что мат — это один из основных видов межгалактического общения. Очень распространенный.
Одно только раздражало, чмокающие и втягивающие в себя воздух губы над головой. Но приходилось мирится. Кушать захочешь не так извернешься. В общем в дальнейший путь мы отправились сытые и умиротворенные.
Кто кому помог?
Его мы нашли на полу зала в конце длинного, сырого перехода, в тупике. Он лежал в грязной раскисшей от крови глине с перерезанным горлом. Фаршир нашел наконец то, о чем я мечтал, только жаль, что не я способствовал окончанию этого поиска. Нельзя всю свою жизнь безнаказанно убивать и унижать других. Бог, как бы он не назывался в разных народах и племенах, не допустит такого безобразия, он всегда заставит заплатить по счетам, в любом случае, и чем больше грехов ты ему задолжал, тем страшнее будет плата.
Я знаю кто это сделал, кто меня опередил, и даже завидую ей. Да, я завидую собственной жене, ибо только она могла перерезать эту поганую глотку. Конечна она имела на это полное моральное право, но видит бог, как я хотел сделать это собственными руками, лично располосовать этого урода, теперь не получится. Очень жаль. Придется смирится.
Ларинии тут нет. Начинающий вонять труп есть, а ее нет. Сколько я не кричал, никаких успехов не добился. Куда она могла уйти? Ответа нет и быть не может. Слишком много вариантов. Только кусок воротника ее кожаной куртки остался, который лежит рядом с тухлым, смердящим Фарширом. Такое отчаяние на меня навалило, что ноги подкосились и я сел прямо в кровавую грязь около трупа и прижав порванный лоскут к губам тихо завыл.
— Мы ее найдем. Не надо отчаиваться. — Прозвучал в голове голос. — Ты сильный, ты сможешь. А я помогу тебе. Нужно верить. — Мою душу окатило волной доброты и нежности, что сразу стало легче. — Ну вот. Ты уже не так сильно страдаешь. Пойдем. Поднимайся.
Я повернул голову и посмотрел на Штросса:
— Спасибо. — Не знаю почему, но я был уверен, что он улыбнулся. — Не понимаю как это у тебя получилось, но правда, спасибо.
— Не благодари. Ты мой друг, а это единственное чем я могу тебе помочь. А сложного в этом ничего нет. Передача чувств это один из компонентов телепатического общения индивидуумов, посредством волновой активности эфирных областей мозга, накладываемых на метафизические статики планетной активности. — Голос его замолчал, а глаза внимательно посмотрели на меня.
— Ты сам-то понял, что сказал. — Спросил я, и внезапно, сам не зная почему рассмеялся. Так легко стало. Такая уверенность в себе появилась.
— Конечно… — Он сделал паузу став серьезным, как директор школы на экзаменах, но не выдержал и сам заржал, ну во всяком случае мне так показалось. — Конечно нет. Как можно понять подобный бред. — Он немного помолчал, дожидаясь пока успокоимся и пояснил, что на самом деле произошло. — Просто я передал тебе свое чувство любви, и тебе стало легче. Вот и все.
— Спасибо. — Еще раз поблагодарил я когда приступ смеха совсем прошел.
— За нами следят. — Внезапно он стал серьезен.
Да я забыл сказать, что Штросса решил всё-таки считать мужиком. Во-первых, как-то неудобно общаться с неопределенным родом, а во-вторых, заслужил он этого больше, чем некоторые из тех, кто называет себя так. И он, кстати, не был против.
— Кто следит? — Я мгновенно стал серьезен.
— Не знаю, я просто чувствую злобу и страх. Он где-то недалеко.
Я встал, достал нож и огляделся. Пещера большая и стены неровные. Штросс не освещает все.
— Пойдем поищем.
— Зачем. Мы можем просто уйти. — Чувствуется, что мой друг разволновался.
— Оставить врага за спиной и ждать, когда он неожиданно нападет. Ну уж нет. Эту проблему я решу сразу. Идем искать.
Обследование пещеры заняло немало времени, но все же мы его нашли. Густая грязно-коричневая шкура, идеально сливалась с грунтом, и если бы не сверкающие, синими искрами ненависти, глаза, мы-бы прошли мимо. Заметив, что обнаружен он зарычал и припал к земле, прижав уши.
— Ты кто такой? — Я стоял, опустив нож и рассматривал несчастное животное, попавшее в капкан. Его задняя лапа застряла между двух камней, намертво привязав это чудо к одному месту.
Ах, да, описать же его надо: так вот, это — смесь кота и крысы в одном флаконе, только размером с немецкую овчарку. Точно тебе говорю, если не веришь, то спроси у Штросса, он соврать не даст.
И глаза, и нос, и пасть с клыками иголками, и даже усы, один в один кошачьи, а сверху прилеплены два мышиных уха. Тело крысиное вытянутое, ноги тоже от пакостного грызуна пришпандорены, а вот хвост снова кошачий.
Если бы это была просто крыса, то я бы скорее всего его просто убил. Вбитые с детства стереотипы поведения к подобным животным еще не выветрились из моего сознания. Но тут кошачья морда, а я всегда обожал этих милых зверьков, и самое главное глаза. Вот вроде злобой сверкают, а такие родные, земные.
— Убей его. Это самое страшное животное, обитающее в подземельях. Если оно вырвется нам конец.
— Не могу. Рука не поднимается. Только посмотри в эти вытянутые зрачки. Это же чудо.
— Когда это чудо будет тебе рвать глотку, ты заговоришь по-другому.
— Не ной. Лучше помоги. Что ты там про волны и про телепатическую хрень лепетал? Попробуй к его чувствам обратиться и объяснить, что мы не враги.
Подействовало. Успокоилась зверюга, голову опустила и заскулила. Ну а я, как истинный последователь собственно — сформулированного, сакрально-дебилоидного учения под названием: «Дурак всегда себе на задницу приключений найдет», пошел освобождать его лапу из каменного капкана. Зачем? Не спрашивай, не отвечу. Сам не знаю.
Довольно долго провозился, чуть нож не сломал, попробовав использовать его в качестве рычага. Устал и вспотел, как черт, но вытащил зверюге заднюю конечность. Если бы эта помесь кошки с крысой еще не дергалась, изображая из себя паралитика, то наверно быстрее бы получилось. Но я всеравно справился.
— Что же ты такое? — Спросил я, садясь на недавний каменный капкан, и вытягивая уставшие ноги.
— Это хош. — Прозвучал в моей голове голос Штросса. — Жуткая тварь. Зря ты ее освободил.
— Хош, так хош, но как хорош. — Я засмеялся над пришедшим в голову каламбуром. — Ползи сюда зверюга, лапу посмотрю.