Однако заместитель министра обороны России и будущий секретарь Совета безопасности Кокошин попытался, напротив, поддержать Путина. По его словам, Путин был совершенно прав, когда говорил, что Россия еще не утвердилась в своих нынешних границах. Западу, продолжал Кокошин, следовало бы более объективно освещать эти процессы. Ведь Россия, действительно, добровольно отказалась от многих территорий, не получив взамен никакой компенсации. Поэтому маятник общественного мнения может качнуться в другую сторону, но это отнюдь не следует воспринимать как возрождение великодержавной идеи.
Затронув весьма болезненную тему, Путин невольно задал тон дискуссии. Представители Запада наконец поняли, кто их главный оппонент. Правда, в дальнейшем они разделились на сторонников и противников его позиции. Дебаты стали принимать все более острый характер. Неожиданно один из немецких участников дискуссии поддержал Путина. Председатель комитета по внешней политике бундестага Карл-Гейнц Хорнхус обвинил западные державы в том, что они во-первых, всячески препятствуют четкому определению понятия «ближнее зарубежье», а во-вторых, не готовы внести свой вклад в установление прочного мира на Кавказе. Что же касается конкретно Германии, она не вправе, с одной стороны, отстаивать интересы российских немцев, а с другой, игнорировать беспокойство России по поводу положения внезапно потерявших родину миллионов русских людей.
Наиболее резкие критические высказывания в адрес Путина прозвучали со стороны некоторых его коллег. Так, советник Ельцина по национальным вопросам Эмиль Паин призвал Путина воздержаться от каких-либо попыток «защитить русских, оказавшихся за пределами России, ибо тем самым он лишь создаст почву для новых конфликтов внутри СНГ и сильно ухудшит положение своих подопечных. Профессор из Санкт-Петербурга Ватаньяр Ягья удивленно покачал головой: какие территории Москва, по мнению Путина, добровольно уступила новым независимым государствам? Крым был завоеван Россией только в конце XVIII века. Северный Казахстан также в свое время был аннексирован царями. Такими высказываниями, — Ягья произнес эти слова, глядя в глаза сидевшего напротив Путина, — он провоцирует появление имперских настроений, которые, в свою очередь, делают возможным великодержавную политику.
Внутри российской делегации назревал серьезный конфликт. Многие выразили несогласие с точкой зрения Путина. Андрей Загорский, например, заявил, что подавляющее большинство русских по горло сыто империалистической политикой прошлых лет и что крайне националистические взгляды присущи исключительно «политически активному меньшинству».
Краткая речь Путина даже на следующий день продолжала волновать некоторых участников Бергедорфского форума. Руководитель Центра по изучению российских реформ при Санкт-Петербургском университете Ингеборг Фляйшхауэр — одна из немногих женщин, присутствовавших тогда на совещании — не скрывала, что очень озабочена заявлением Путина о возможных территориальных претензиях России. Госпожа Фляйшхауэр охарактеризовала его как порожденный азиатской традицией архетип, согласно которому территории, политые русской или славянской кровью, должны принадлежать славянам. У Путина именно такой менталитет.
После Бергедорфского форума прошло шесть лет. За это время было много конференций с аналогичными темами для дискуссий. Но за несколько дней до той встречи в Санкт-Петербурге Путин принял участие в проходившем в Гамбурге совещании глав государств — членов Европейского союза. На нем президент Эстонии Леннарт Мери в своей речи неоднократно называл русских «оккупантами». В конце концов Путин встал и, не дождавшись конца его выступления, демонстративно покинул зал, громко хлопнув дверью.
В эти годы бывший офицер разведки общался не только с представителями деловых кругов. Он все чаще встречался с политическими деятелями мирового масштаба, познакомился со многими известными руссологами, и, слушая их прогнозы относительно будущего России, зачастую только покачивал головой. По поручению Собчака он встречал в аэропорту посещавших в те годы город на Неве глав государств, известных политиков и бизнесменов. Он умело завязывал разговор на интересующие его темы. Однажды его собеседником оказался Генри Киссинджер. Путин признался ему в своей принадлежности к КГБ и был поражен ответом американца: «Все приличные люди начинали в разведке. Я — тоже». Часто Путин, воспользовавшись благоприятным моментом, отстаивал свои взгляды, не боясь открытой полемики и даже конфронтации. Когда во время встречи в аэропорту вице-президента США Альберта Гора один из сотрудников американского консульства грубо оттолкнул российского генерала, Путин по дипломатическим каналам выразил свое недовольство, и дипломат был немедленно отозван. С другой стороны, посещение Санкт-Петербурга немецкими делегациями не сопровождалось никакими инцидентами. Иногда Путин даже выражал готовность взять на себя роль экскурсовода. Так он, например, поступил, принимая вскоре после августовского путча 1991 года делегацию Фонда Бертельсмана во главе с Марком Восснером и Манфредом Ланштейном.
Путин не скрывал, что со временем стал настоящим антикоммунистом. Коммунисты, по его мнению, сперва залили кровью великую Россию, а затем в итоге довели ее экономику до полного краха. Его самое сокровенное желание — вернуть России былое величие. Он предпочел бы сделать это демократическим путем, но, если не получится, готов прибегнуть и к авторитарным методам. В беседах Путин обычно не пользовался обтекаемыми дипломатическими формулировками, а предпочитал называть вещи своими именами. На заседаниях Бергедорфского форума у многих создалось впечатление, что Путин внимательно прислушивался к аргументам участников из других стран. Ко всеобщему удивлению, он отказался выступить во второй раз, но в перерывах старался откровенно поговорить со своими оппонентами, при этом постоянно оставаясь в поле зрения Собчака. Вечером в Юсуповском дворце состоялся торжественный прием. Собчак всячески старался очаровать гостей. Некоторых из них даже сводили в подвал — пресловутую «комнату ужасов». В ней князь Юсупов в декабре 1916 года отравил Распутина — странника-богомольца из Сибири, сумевшего убедить царицу Александру Федоровну в своих необыкновенных способностях и тем самым полностью завоевать ее доверие. Целых десять лет он из-за кулис влиял на политику Российской империи.
Распутина в наши дни вновь вспоминают в России, но уже в современном контексте. В период правления Ельцина в Кремле за прошедшие годы неоднократно появлялись личности, которых вполне можно было бы назвать преемниками Распутина. О некоторых «серых кардиналах» будет подробно рассказано ниже. Когда участники Бергедорфского форума на прощание поблагодарили Собчака за радушный прием, мэр обратил их внимание на одного из своих подчиненных: «Это Владимир Владимирович Путин, мой специалист по Германии. В дальнейшем вы можете смело обсуждать с ним все ваши проекты. Я только что назначил его своим первым заместителем».
Путин всегда поддерживал тесные связи с Германией. Он неоднократно сопровождал Собчака в его зарубежных поездках. В основном он выезжал в Германию, Францию и Италию. Во время посещения Собчаком (вскоре после августовского путча 1991 года) администрации федерального канцлера в Бонне он даже исполнял обязанности переводчика. Путин неоднократно встречался с Гельмутом Колем — но всегда в присутствии Собчака. В книге «От первого лица» Путин с большим уважением отзывается о Коле. Бывшему разведчику импонировали понимание Колем нынешних проблем России и его интерес к российской истории. Разумеется, ни Коль, ни кто-либо еще не мог тогда даже представить себе, что этот чиновник, которого за решительные высказывания в поддержку русскоязычного населения за глаза называли «типичным русским националистом», через шесть лет вдруг заявит о себе и станет во главе российского государства.
Кремль, конец тысячелетия
Однажды в октябре 1999 года Путин был вынужден прервать заседание кабинета министров. Его неожиданно вызвали в Кремль. Некоторые члены кабинета сразу же насторожились: неужели новому главе правительства было суждено пробыть на своем посту лишь три месяца? Но на самом деле «царь Борис» просто сообщил фавориту о своем решении досрочно уйти в отставку. К этому решению в Москве сразу же отнеслись как к государственной тайне. Сам Путин даже не знал, как ему теперь себя вести. Импульсивный Ельцин был человеком совершенно непредсказуемым; он вполне мог передумать и отстранить Путина от должности. Сколько у него уже было потенциальных преемников! Но за два дня до Нового года Ельцин пригласил «престолонаследника» к себе для решающего разговора. По словам Путина, между ним и Ельциным никогда не было особой душевной близости. Более того, отношения двух государственных деятелей даже нельзя было назвать дружескими. Путин отнюдь не преклонялся перед Ельциным, а тот в свою очередь вовсе не питал к нему отеческих чувств. Они были прагматиками и в повседневном общении предпочитали деловой тон. Ельцина не интересовали истинные желания Путина. От него, как, впрочем, и от всех остальных, он требовал только беспрекословного подчинения. Так было и в тот памятный день. На вопрос, готов ли он взять на себя ответственность за судьбу страны, Путин ответил: да!